Rambler's Top100

ИНТЕЛРОС

Интеллектуальная Россия

INTELROS.RU

Intellectual Russia


ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ

 

 

Стратегия и тактика российских демократов оставляют им немного шансов на успех

 

 

Для российских демократов 2004 год завершился на минорной ноте. 3 декабря была одобрена новая практика «избрания» губернаторов; 24 декабря Государственная дума приняла в первом чтении инициированный президентом закон о переходе к выборам по партийным спискам; 14 ноября в Псковской области и 5 декабря в Преображенском округе Москвы народ продемонстрировал, что интерес к выборам уже почти утрачен. Проведенный же 12 декабря Гражданский форум, практически не освещавшийся прессой, только выиграл от этого невнимания, ибо вылился в разговоры «о наболевшем», за которыми не было видно даже общих контуров стратегии и тактики российских демократов.

Можно ли надеяться на оживление демократических сил в 2005 году и рост их авторитета и влияния? На наш взгляд, подобная перспектива вполне реальна; однако успехи демократов окажутся значимыми только при условии, что будут порождены совершенствованием приемов и методов их борьбы, а не самодискредитацией власти.

Какие же изменения в позиционировании антиавторитарных политиков и движений должны произойти, чтобы демократические силы России обрели свое «второе дыхание»? Чтобы ответы на этот вопрос были более убедительными, попытаемся последовательно (не строя при этом иллюзий) оценить позиции власти, настроения народа, а также состояние демократического лагеря на рубеже 2004—2005 годов.

Реалии российской политики

Власть. На протяжении последних нескольких лет политическая система России развивалась в направлении упорного отторжения демократических институтов и процедур. Характеризуя нынешнее ее состояние, можно сказать, что в ней еще сохранился определенный экономический либерализм, точнее — некоторый уровень свободы, который, правда, постепенно начинает ограничиваться или самоограничиваться. То же самое относится и к средствам массовой информации и работающим в них журналистам. Такая относительная, причем далеко не всегда формализованная, дозволенность преподносится как либерализм, и именно ее власть предлагает считать достаточной «компенсацией» за свертывание демократических норм и практик. Можно утверждать, что нынешняя российская власть категорически не намерена допускать создания условий, при которых она может подвергнуться не то что демократическому обновлению, но даже демократическому контролю. Об этом, в частности, свидетельствуют все последние шаги кремлевской администрации — от поступательного наращивания влияния «силовиков» и отмены прямых выборов губернаторов до пересмотра порядка формирования парламента и внедрения автоматической системы подсчета голосов, не допускающей постороннего контроля за ходом народного волеизъявления.

Таким образом, Россия стремительно приближается к ситуации, в которой не только губернаторы и мэры, а также члены обеих палат парламента будут назначаться президентом, но и сам он будет, по сути, назначаться ему же подотчетной избирательной комиссией, чьи решения заранее известны (а в случае каких-то неожиданностей всегда могут быть подтверждены высшими судебными инстанциями, также зависящими от верховной власти). Перспективы демократической дестабилизации такой системы выглядят абсолютно иллюзорными.

Этот факт все шире признается отечественными политологами, вне зависимости от того, к какой части политического спектра они принадлежат. На протяжении минувшего года в их среде возобладало мнение, что не следует принимать за данность традиционный избирательный цикл: выборы 2007 и 2008 годов с высокой вероятностью могут не состояться (или быть проведены раньше срока и по измененным правилам), а потому выработать эффективную стратегию и тактику противостояния режиму, основываясь на сложившейся за последнее десятилетие практике, почти невозможно.

Народ. Несмотря на то, что первый месяц нового года продемонстрировал резкий рост социальной активности наиболее уязвимых групп населения, пострадавших от реформы так называемой системы «льгот», а также пенсионного обеспечения, эта активность пока не стала (и вряд ли станет в ближайшее время) политической. Более того, несмотря на отмечаемое центрами исследования общественного мнения падение рейтинга президента и даже несмотря на инициируемое рядом представленных в парламенте партий рассмотрение вопроса о доверии правительству, значительная часть российских граждан поддерживает нынешний курс власти или, по крайне мере, не выказывает явного несогласия с ним, и это имеет свои причины.

Важнейшая из них определяется экономическими реалиями наших дней. Сколько бы ни говорили о замедлении темпов хозяйственного развития, о зависимости страны от экспорта энергоресурсов, о ренессансе бюрократического капитализма, нельзя отрицать, что период 2000—2004 годов стал для России временем устойчивого экономического роста, повышения управляемости региональными властными институтами, укрепления налоговой дисциплины, сокращения всевластия олигархов и роста жизненного уровня населения. Желание граждан не нарушить сложившиеся тенденции вполне объяснимо и разумно. В то же время рассказы о неустойчивости экономического роста, заполнившие отечественную прессу, способны скорее добавить населению страны осторожности в вопросах оценки деятельности правительства, чем инициировать более радикальные требования новых хозяйственных реформ.

Безусловно, важным фактором остается и кремлевское мифотворчество. Официальные политтехнологи успешно разыграли карту якобы нарастающей внешней угрозы, выжали все возможное из разгула терроризма, а также превратили банальный передел еще недавно бывшего общенародным достояния в пользу представителей «силовиков» в повод для нагнетания «антиолигархического» психоза.

Таким образом, как достижения власти, так и ее неудачи, пока не дают населению веских оснований для перехода в оппозицию к ней, и этот факт не следует объяснять ни «забитостью» народа, ни его «исторической склонностью» к повиновению, ни его безразличием к происходящему в стране. Желание стабильности вполне естественно, а манипуляции общественным мнением присущи не только России. Политики же, относящие себя к демократическому лагерю, не могут опускаться до рассуждений о неразумности и тупости поддерживающего нынешний курс народа, ибо тем самым они безнадежно дискредитировали бы самих себя в глазах своих потенциальных избирателей. Vox populivox Dei, и от этого принципа нельзя отступать, не переставая при этом быть демократом.

Сами демократы. На протяжении всех двух десятилетий проводимых в стране реформ российское «демократическое» движение сохраняло ряд странных особенностей. Объективная оппозиционность коммунистическому режиму советских, а впоследствии и российских демократов определила их ультрарыночную позицию и жесткую антикоммунистическую идеологию. Вот почему, по сути, они перестали быть демократами после расстрела Верховного Совета в октябре 1993 года, не говоря уже о том, что методично попирали демократические принципы в 1994-м, когда ЛДПР, получившая большинство на думских выборах, не была даже номинально допущена во власть, равно как и в 1996 году, когда их главной задачей стало противостояние КПРФ, а вовсе не следование воле народа, и далее — вплоть до наших дней.

В этих условиях лидеры отдельных партий и движений стали относиться к себе самим не как к агентам народовластия, а лишь как к публичным фигурам, «приложением» к статусу которых служили сами их организации. «Вождизм», который так присущ нынешнему российскому руководству, скорее напоминает ситуацию, сложившуюся в рядах оппозиции, чем контрастирует с ней. Как бы мы ни относились к представителям кремлевской верхушки, нельзя не признать, что ей удалось инкорпорировать в свои ряды значительное число молодых и энергичных деятелей, в то время как демократические лидеры, вот уже полтора десятилетия «подающие большие надежды», скоро не смогут баллотироваться в президенты из-за существующего возрастного ценза.

Косность и неповоротливость «демократов» вылились в отсутствие конструктивных предложений и программ, в критику всех и вся, в том числе и своих коллег. Сегодня российские демократы не готовы подчиниться воле народа и потому не без оснований сами не считают многих своих коллег демократами. В условиях же, когда большинство россиян — и в этом одна из причин успехов нынешнего президента — не хочет идти за сторонниками той или иной идеологии и отвергать политиков исходя из одного лишь идеологического признака, будучи склонно скорее поддержать вызывающую симпатии личность, нужно признать, что у демократов практически не остается серьезных шансов на успех.

 

Специфика текущего момента

Обобщая приведенные выше констатации, мы хотели бы отметить три обстоятельства, весьма важных для определения ориентиров демократического движения в России.

Во-первых, в нынешних условиях обращение к избирателям с программами, четко соответствующими определенной идеологии, бесперспективно. Сегодня мало кто захочет разбираться в отличиях социал-демократов от коммунистов и социалистов; демократов конституционных от либеральных; левоцентристов от правоцентристов; консерваторов от либералов. Необходимо перенести акцент на задачи, имеющие прямое отношение к насущным интересам и проблемам избирателей. Так, движения левой части политического спектра не могут оставаться безучастными к наступлению власти на права трудящихся — и это ныне более актуально, чем обсуждение постулатов коммунистической идеологии. Силы правого фланга не должны игнорировать навязывание бизнесу несвойственной ему ответственности перед бюрократами от правящей партии. Патриотические объединения, грезящие о былом величии России, не вправе обходить молчанием действия власти, разрушающие все надежды на его возрождение. Каждое из движений должно сформулировать вполне четкий, и потому относительно узкий, набор решаемых им задач. (Те, кто не сможет это сделать, вынуждены будут смириться со своей маргинализацией.) Большинство подобных задач неизбежно будет жестко контрастировать с целями, заявляемыми кремлевской верхушкой. Взяв на вооружение не идеологии, а позиции, оппозиционные силы оставят для программ партии власти и создаваемых ею «клонов» лишь демагогические рассуждения.

Во-вторых, требует серьезного уточнения роль лидеров современного демократического движения. Проблема не в том, что эти люди недостойны своих постов, а в том, что для перестройки квазипартийных структур под решение четких задач, о которых сказано выше, в их руководстве понадобятся специалисты, способные предложить программы и технологии конкретных действий. Это позволило бы добиться того, что, с одной стороны, по мере конкретизации позиций утратили бы актуальность одинаково абстрактные призывы левых к социальной справедливости и правых — в защиту свободы рынка (на фоне этих призывов даже маловразумительные высказывания кремлевских функционеров не выглядят сегодня слишком уж неубедительными). С другой стороны, только задавшись достижением конкретных целей, лидеры оппозиционных движений осознбют, что их ориентиры скорее дополняют, нежели исключают друг друга. Задачу заключения союза между нынешними лидерами демократических сил следовало бы снять с повестки дня и заменить выработкой тактики совместных действий, способных обеспечить не формальное объединение, а достижение конкретных целей демократического характера. С учетом того, что нынешняя власть отказалась от внятной идеологии и пытается выдать себя за правительство профессионалов, сегодня нет задачи важнее, чем не только убедить граждан в ее некомпетентности, но и представить избирателям профессионалов, готовых повести страну вперед.

В-третьих, успеху оппозиции мог бы послужить коллективный отказ составляющих ее сил от обозначения себя в качестве «демократических». Современной России не хватает законности и социальной справедливости, а вовсе не демократии. И даже если страна нуждалась бы именно в утверждении демократических ценностей, то — следует признать это вполне откровенно — никто из действующих политиков (ни из партии власти, ни из рядов правых, ни из числа сторонников левых сил) не обеспечил бы решения этой задачи. Все они забывали о демократии, как только достигали власти, и сегодня было бы, по крайней мере, честно немного помолчать о ней. Демократия в конце концов — это не цель, а всего лишь средство достижения определенных целей. И наша общая беда в том, что в России она по большей части служила средством замаскировать отсутствие всяких ориентиров.

 

Возможная тактика оппозиции: общие соображения

Анализ сложившейся в России ситуации показывает, что в ближайшие три — пять лет оппозиции не представится реальной возможности претендовать на победу ее кандидата на президентских выборах. Более того, сама постановка такой задачи вредна, так как она потребовала бы весьма искусственного объединения оппозиционных сил под руководством одного из известных сегодня — а значит, отягощенного репутацией трибуна-неудачника — лидеров. Поэтому акцент нужно перенести на завоевание заметного представительства в парламенте — и, опять-таки, без условия создания единой оппозиционной партии. Таким могло бы оказаться первое важное изменение в тактике партий и блоков, противостоящих правящей бюрократии.

Результатом могла бы стать консолидация трех основных течений, объединяющихся вокруг уже существующих партий (возможно, с новыми лидерами и руководством). Те, кто выступает прежде всего против разрушения социально ориентированного государства, нарастания в обществе неравенства и нищеты, тяготели бы к Коммунистической партии и могли бы образовать блок левых сил. Выступающие против упрочения авторитаризма и демонтажа хоть как-то построенных основ правового государства постепенно консолидировались бы на общедемократических позициях, близких к «Яблоку». Защитники интересов предпринимателей и поборники более активного включения страны в мировую экономику сгруппировались бы на основе позиций, близких нынешнему руководству Союза правых сил. На наш взгляд, если бы каждое из таких консолидированных движений смогло предложить избирателям внятную программу-минимум, реализация которой зависела бы от разработки и принятия нескольких важных законодательных актов, все они по отдельности могли бы рассчитывать на 10—20 процентов, а в совокупности — на 40—45 процентов голосов на парламентских выборах. В таком случае перспективы формирования в России свободного многопартийного общества зависели бы от способности представителей этих движений находить консенсус по важнейшим вопросам и не вступать в конфронтацию друг с другом — что, в общем-то, не так уж невероятно. После обретения дополнительного опыта законотворческой работы оппозиция могла бы претендовать на реальный успех уже на следующих парламентских и президентских выборах. Все это не исключает, разумеется, активной деятельности оппозиционных движений по продвижению своих кандидатов на выборах в региональные органы власти.

Предлагаемая нами тактика оппозиции исходит из твердой убежденности в бессмысленности и вредности идеи формирования объединенной оппозиции. С одной стороны, объединение как цель часто становится самодовлеющей сущностью и приводит к доминированию безликой общности над содержательными частями; лучший тому пример являет нынешняя кремлевская команда. С другой стороны, к единению склонны прежде всего те, кто не слишком высоко ценит свою индивидуальность, а проще говоря — не имеет таковой; опять-таки примером может служить ныне правящая верхушка. «Объединенная оппозиция» ни по гибкости, ни по интеллектуальному потенциалу, ни по кругозору ничем не будет отличаться от «Единой России», однако этого упорно не хотят признать наши демократические лидеры.

С нашей точки зрения, предлагаемая тактика позволила бы оппозиции завоевать политическое пространство и разработать концептуально обоснованные программы развития страны. Такая тактика реализуема при двух условиях: это, во-первых, принципиальный отказ всех взявших ее на вооружение от сотрудничества с действующим правительством и, во-вторых, желание и воля четко реагировать на любые инициативы, исходящие «снизу». Для успеха новых оппозиционных движений важно не столько прививать массам идеи своих лидеров, сколько воспринимать, а затем переводить на язык высокой политики реальные требования своих потенциальных избирателей. В условиях нарастающего отрыва власти от народа только такой курс способен обеспечить значительную электоральную поддержку этим блокам и движениям.

Можно предположить, что либо в результате усилий власти, либо вследствие дезориентированности и дезорганизованности самой оппозиции ее попытка добиться признания на парламентских выборах окажется неудачной. Тогда жизненно важным условием успеха становится поддержание внимания общества к деятельности оппозиционных сил — причем к конструктивной деятельности, а не общим декларациям.

Поэтому выработка механизмов донесения своей позиции до избирателей в очевидно недемократической среде является не менее важной задачей, чем консолидация отдельных направлений оппозиционного движения. Одним из эффективных средств ее решения могло бы стать создание, если так можно выразиться, «теневого правительства» — разумеется, не наделенного властными полномочиями, но состоящего из компетентных политиков и экспертов, по возможности имеющих опыт участия во властных структурах. Основной деятельностью этого «кабинета» стало бы компетентное обсуждение законов и решений, принимаемых действующим правительством, их критика, а также привлечение экспертных групп к разработке альтернативных предложений и, наконец — в случае, если действия власти оказываются неэффективными, — сравнение их с теми, что были предложены оппозицией. Таким образом, общество знакомилось бы не только с программными ориентирами противостоящих власти сил, но и с персоналиями, которые стоят за их выработкой и совершенствованием. Хотя многие отмечают, что российская политическая жизнь отличается феноменальной непредсказуемостью и необъяснимостью кадровых решений нынешних властей, у нас нет оснований полагать, что любая из оппозиционных сил способна предложить обществу компетентную команду узнаваемых лидеров — именно команду, а не одного-двух публичных политиков, прошлые достижения которых далеко не очевидны. Без формирования таких команд претензии оппозиционных партий на власть едва ли можно поддерживать, поскольку все, что чревато хаосом и неопределенностью, никак не соответствует национальным интересам.

Формирование группы, которую мы называем «теневым правительством», полезно и в другом важном отношении. Наиболее заметными фигурами на демократическом фланге являются сегодня персоны, известные своими хлесткими декларациями и жесткой критикой власти практически по всем направлениям ее деятельности. Они стали своеобразными специалистами по составлению деклараций, программ и заявлений. Однако, если «вписать» фамилии соответствующих дам и господ в кружочки или квадратики, обозначающие должности в потенциальном правительстве, получившийся список будет выглядеть, мягко говоря, анекдотично. У оппозиции нет узнаваемых лидеров, которых можно признать компетентными специалистами в сфере как внешней политики, так и современной экономики, военной реформы, федеративных отношений, в проведении социально ориентированных реформ. Это очевидный факт, и он не может не вызывать тревоги.

В связи с этим следует еще раз подчеркнуть, что на протяжении последних лет как в коридорах власти, так и в рядах лидеров оппозиции, возникла недопустимая (особенно если принять во внимание, что неудачи властей порой соперничают по своим масштабам с провалами оппозиции) кадровая стабильность. Более того, приходится признать, что среди оппозиционеров она даже сильнее, нежели во власти. Отчасти это можно объяснить тем, что правящая бюрократия имеет огромные возможности для «приманивания» новых кадров перспективой служебного роста (и личного обогащения). Но только отчасти. Потому что объективные тенденции последних нескольких лет не оставляют сомнения: в недалеком будущем власть ждут грандиозные провалы, и здравые оппозиционные (а не «конструктивно критикующие» ее) политики (а не демагоги) окажутся весьма востребованными.

Опыт соседей

На все эти проблемы полезно взглянуть в свете «оранжевой революции» на Украине. По нашему убеждению, к недавнему успеху украинских демократических сил привели глубинные закономерности общественного развития, чего упорно не хотят признать многие российские эксперты.

Во-первых, важнейшей предпосылкой того, что зимой 2004/2005 годов Украина начала свой путь в сообщество демократических стран, было проведение свободных и демократических выборов в 1992, 1996 и 2000 годах, причем в 1996-м, в отличие от России, «демократы первого призыва» ушли от власти, и во многом именно поэтому демократические силы на Украине не обрели тот гротескный вид, который они имеют в России. Обратим внимание: ни на одних выборах президента Украины в последнем туре не боролись одни и те же кандидаты. Сравнения с Россией, как говорится, излишни. Урок: если российские демократы не готовы демократически обновлять собственное руководство, наивно ждать, что они будут демократически востребованы народом.

Во-вторых, на Украине всегда имелись самостоятельные политики «второго эшелона», пользующиеся поддержкой значимой части избирателей. Как в работе парламента страны, так и в ходе президентских выборов, поддержка лидеров со стороны «второстепенных» партий и кандидатов была важным фактором их успеха. На протяжении полутора десятилетий формировалась культура общих достижений и индивидуальных неудач, и при этом консолидация становилась результатом народной поддержки, а не предпринималась в поисках таковой. Урок: партии и лидеры, поддержанные народом, должны создавать парламентские коалиции и блокироваться на выборах президента, но оппозиции не следует «объединять» всех и вся в поисках голосов.

В-третьих, украинские события октября 2004-го — января 2005 года показали, что в течение двух с половиной месяцев аппарат управления государством был дезорганизован в максимально возможной степени. Пресловутая «вертикаль власти» фактически перестала существовать. И что? Удивительно, но кризиса не случилось. Экономика не замерла. Внешние силы не посягнули на суверенитет «самостийной». Более того. Избранный президент уже заявил, что в ближайшие годы Украина перейдет от практики назначения к системе выборов региональных руководителей. Урок: значение «вертикали власти» российского типа не просто преувеличено, а, скорее, даже выдумано на пустом месте, и рассуждения о государственной мудрости нынешних кремлевских правителей лишены оснований.

В-четвертых, успехи Украины, равно как и неудачи России, обусловлены различным отношением украинских и российских политиков (как находящихся у власти, так и оппозиционных) к проблеме геополитического выбора, стоящего перед нашими странами. Вопрос украинцев «с кем мы?» не имеет ничего общего с российским «кто с нами?». Россияне — а в этом вопросе власть и демократы практически едины — параноидально озабочены своей цивилизационной самоценностью, что и позволяет авторитарным правителям раз за разом загонять граждан в «военный лагерь», находящийся «в окружении врагов» — фашистов, империалистов, террористов и прочих «-истов». Урок: без отказа от явной и скрытой великодержавности демократическое развитие России и самих российских «демократов» невозможно.

Из опыта «оранжевой революции» можно извлечь и другие уроки. Нельзя сравнивать число украинских граждан, вышедших на майдан во имя свободы, с количеством российских пенсионеров, бунтующих ради «льготного» проездного. Надо сравнивать общества. Власть. И оппозицию. Может быть, это поможет превозмочь наглую спесь российской исключительности. Хотя, видимо, вряд ли.

 

Подводя итог, хотелось бы отметить, что мы не строим иллюзий относительно того, что российская оппозиция в ее нынешнем виде способна разрушить сложившийся режим и взять в свои руки управление страной. Если она не сможет сделать это и в течение ближайших нескольких лет, никто, наверное, не бросит ей упрека — слишком неравны сегодня противостоящие друг другу силы. Но народ никогда не простит современным оппозиционерам, если они не смогут распорядиться властью, которая рано или поздно неизбежно выпадет из рук слабеющей кремлевской бюрократии. А о том, когда и как власть будет ею утрачена и что последует за этим, следовало бы задумываться уже сегодня.

 

 

Статья опубликована в журнале "Свободная мысль - XXI", № 2, 2005 г.

Текст размещен на сайте с согласия автора.