назад к оглавлению

Александр Зиновьев

Идеология

В результате антикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские годы в России была разгромлена советская социальная органи­зация. При этом наиболее жестоко обошлись с советской идеологичес­кой сферой. На место обещанного реформаторами освобождения от тирании марксизма-ленинизма в Россию устремились потоки западной идеологии, началась поощряемая властями реанимация православия, стали расцветать всякого рода секты и шарлатанские учения, была от­брошена и дезорганизована немарксистская часть советской идеологии, включая философию, социальные учения, этику, эстетику. Наступило состояние, в отношении к которому слово «беспредел» уместно с не меньшими основаниями, чем в отношении к прочим аспектам социаль­ной организации страны.

Утопающим в трясине идеологического беспредела россиянам с вы­сот политической и идеологической «элиты» время от времени броса­ются соломинки и даже порою целые охапки соломы, ухватившись за которые россияне вроде бы должны обрести идейную ориентацию в постсоветском идейном пространстве. Это делается по трем основным линиям, по каким вообще формируется постсоветская социальная орга­низация России — по линиям советизма, западнизма и национально русского фундаментализма.

Хотя советская идеология разрушена и всячески очерняется, от нее ос­талось достаточно значительное наследие. Оно сохраняется не только по­тому, что его невозможно истребить в течение короткого времени, но и потому, что преднамеренно сохраняется и даже подкармливается из са­мых различных соображений. Нет надобности обосновывать это утверж­дение. Читатель сам может видеть это в телевидении, кино, театрах, газе­тах, на выставках, юбилеях и прочих общественных мероприятиях. Хозя­ева новой России всячески стремятся создать видимость, будто продол­жается некий «нормальный» ход жизни, будто отброшены лишь некие ужасы коммунизма, а все ценное живет, как ни в чем не бывало.

Среди спасительных идеологических соломинок по линии советизма попадаются, естественно, идеи реставрации советской социальной ор­ганизации. Имеют ли эти идеи какие-то перспективы? Думаю, никаких.

За последние годы в России и в мире произошли такие перемены, что в России сейчас просто некому сражаться за идеалы коммунизма. Эти идеалы дискредитированы настолько, что даже крупнейшая коммунис­тическая партия (КПРФ) в значительной мере отреклась от них. И Запад не остановится перед применением новейшего оружия против России, если возникнет реальная угроза реставрации коммунизма. А в самой России нет людей, способных мобилизовать россиян на сопротивление западной агрессии, подобное тому, какое имело место в годы войны против гитлеровской Германии. Да и без вмешательства Запада нынеш­няя политическая власть России, какой бы она ни была беспомощной в прочих отношениях, достаточно сильна и решительна, чтобы самым же­стоким образом подавить всякие попытки реставрации коммунизма. Подавить под видом благородной борьбы против терроризма и экстре­мизма. Давая клятву Конгрессу США не допустить возрождение «чудо­вища коммунизма», бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Ельцин имел для этого веские основания.

По линии западнизации в российскую менталитетную сферу и в го­ловы россиян неудержимым потоком вливаются помои западной идео­логии. Но и по этой линии в идеологическую российскую трясину сыпется спасительная солома. Она сыпется как из «Кремля», так и из «гражданского общества», т.е. из политических партий, общественных движений, культурных организаций. В общем виде она выглядит при­мерно так. В одном популярном мультфильме есть персонаж — кот Ле­опольд, который обращается к мышам, делающим ему всяческие пакос­ти, с призывом: «Ребята, давайте жить дружно!» Этого кота можно счи­тать основателем данной линии постсоветской идеологии. Не Маркса и Ленина — с этими исчадиями коммунизма покончено, — а именно демо­кратического кота Леопольда. Его первым последователем стал первый президент России Ельцин, который после учиненного под его водитель­ством погрома Советской России обратился к россиянам с призывом жить в единстве и дружбе, как тому и учил кот Леопольд. У Ельцина, ес­тественно, нашлись продолжатели его дела. Они обогатили это учение новыми идеями такого же высочайшего интеллектуального уровня: ре­бята, давайте жить в согласии, по справедливости и по закону!

При этом не предпринимается никаких попыток осуществить хотя бы мало-мальски объективный анализ той социальной организации, которая создается в России вместо разрушенной советской. Возможно ли вообще в рамках новой постсоветской социальной организации для миллионов людей жить в согласии, по справедливости, по закону? Мо­гут ли жить в согласии миллиардеры, нажившие богатства за счет ог­рабления миллионов сограждан, и ограбленные и обнищавшие сограж­дане, владельцы роскошных особняков и обитатели трущоб, безработ­ные, беспризорники, коррумпированные чиновники, преуспевающие политики, банды преступников, жиреющие попы, атеисты, проститутки, охранники, торгаши, выброшенные из армии офицеры и из науки ученые и т.д.? Можно ли уговорами заставить миллионы преступников, порождаемых самими условиями новой социальной организации, жить по закону?

Социальная сущность всей такой спасательной идеологической со­ломы тривиальна: заставить россиян примириться с теми последствия­ми, к каким привел антикоммунистический переворот, уйти от поста­новки и тем более от решения действительно жизненно важных соци­альных проблем, уговорить жертвы реформ быть послушными, не кон­фликтовать друг с другом и с властями, сделать вид, будто все случив­шееся было неизбежно и пошло на благо страны и народа, уйти от от­ветственности за исторические глупости и преступления, имитировать начало эпохи подъема и движения к процветанию.

Просматривая программы партий и выступления партийных лиде­ров, невольно задаешься вопросом: в каком веке мы живем — где-то в средние века еще до появления великих мыслителей 18 и 19 веков или в 21 веке, имея за плечами грандиозные научные открытия и не менее грандиозный опыт социальных преобразований 20 столетия? Куда все это испарилось? Неужели все это впустую? Неужели сочинители спаси­тельной идеологической соломы никогда и ничему не учились? Неуже­ли они уверены в том, что с интеллектом кота Леопольда сделают вклад в эволюционное творчество человечества?!

Пусть представители политической элиты, бросающие тонущим рос­сиянам «соломинки» в виде слов «согласие», «закон», «справедли­вость» и т.п., ответят себе на вопросы: возможно согласие между граби­телями и ограбленными или нет? законно приобретены баснословные богатства незначительной частью россиян или нет? справедливо ли ска­зочное благополучие меньшинства россиян и нищета большинства или нет? Если «да», то все такие «соломинки» суть сплошное лицемерие. И масса россиян не до такой же степени оболванена идеологически, что­бы принимать их за чистую монету и влачить жалкое существование, утешаясь этими пустышками. Если «нет» (а именно так отвечает себе большинство россиян), то у самих производителей спасательной «соло­мы» вряд ли надолго хватит терпения строить здание постсоветизма на такой зыбкой идейной основе.

Один из лидеров будущей партии власти высказал идею о необходимо­сти единения россиян «перед лицом мирового терроризма», чем и будет заниматься созидаемая партия. Невольно напрашивается сравнение с раз­рушенной КПСС недавнего прошлого, аналогом которой будет создавае­мая партия власти постсоветской России в той или иной мере в силу объ­ективных социальных законов, независимо от того, знают об этих законах создатели партии или нет, и независимо от того, хотят они этого или нет. КПСС призывала советских людей к единению в борьбе за построение коммунистического социального строя — «светлого будущего всего чело­вечества» (и реальные шансы на это были), причем в борьбе против капи­талистического (империалистического) западного мира, которую (борь­бу) советские люди на самом деле вели на всем протяжении советской ис­тории. А тут — «перед лицом мирового терроризма»! Не слишком ли это мелко и поверхностно для партии, рассчитывающей на историческую роль? Россия неизмеримо больше пострадала и страдает от политических кретинов и предателей, от грабителей приватизаторов, от организованной преступности, от наркомании, от нищеты, от вымирания населения, от деградации интеллектуального потенциала и т. д.

Идеология «перед лицом мирового терроризма » есть идеология аме­риканская, а не российская, причем временная. Американцев самих она уже не очень-то вдохновляет. Уж если объединяться и шагать дружны­ми рядами, то уж лучше перед лицом пожаров, наводнений, массовых грабежей, вымирания населения, сокращения продолжительности жиз­ни, беспризорности и прочих явлений такого рода, ставших буднями российской постсоветской жизни. Только перед таким лицом дружны­ми рядами можно шагать скорее к коммунизму, чем к капитализму.

А сколько спасательной соломенной трухи сыпется в идеологичес­кую трясину постсоветской России по третьей линии — по линии реани­мации российского фундаментализма, включая сюда в первую очередь православие! Сила воздействия ее поистине поразительна. Новые пра­вители страны, значительная часть которых в свое время входила в ате­истическую элиту КПСС и получила атеистическое образование, быст­ренько обучились кое-как креститься и, прикинувшись ревностными христианами, сделали ставку на православную церковь, претендующую на роль духовного вождя в деле возрождения России. Такого раболеп­ства перед всем, что, так или иначе, связано с православием, монархией, дворянством и т.п., какое можно наблюдать сейчас, не было даже в до­революционные годы. Если вдруг будет принято решение превратить президента в царя или императора и ввести дворянские титулы чинов­никам и богачам, наверняка поднимется ликование, какого не было да­же в мае 1945 года. Пигмеи контрреволюции готовы стать князьями, графами и баронами, превратив прочий люд в холопов.

Включаю телевизор, листаю газеты и журналы, слушаю ораторов, беседую со знакомыми людьми — и переживаю ужасающее состояние, будто я живу не в 21 веке, являющемся преемником и наследником ве­личайших в истории человечества научных открытий и технических изо­бретений 20 века, а в дремучем средневековье. Теперь я не удивлюсь, ес­ли вдруг увижу разъяренную толпу, бегущую за одиноким человеком, которого эта толпа заподозрила в атеизме. Толпу не невежественных и тупых людей, а людей образованных, с научными степенями и званиями, писателей, политиков, общественных деятелей, генералов, профессоров и прочих представителей постсоветской российской элиты, включая бывших высокопоставленных функционеров КПСС. Двадцать с лишним лет прожил на некоммунистическом и даже антикоммунистическом За­паде, но ничего подобного не видал нигде, даже в США.

Одно из самых страшных (если не самое страшное) последствий ан­тикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские годы — идеологическая деградация России. Из самой просвещенной страны с самым высоким уровнем гражданской (нерелигиозной) идеологии Рос­сия в поразительно малый (с исторической точки зрения) срок превратилась в страну идеологического беспредела и религиозного умопомра­чения, сопоставимого с таковым в исламских странах. Это беспреце­дентное историческое падение России стремятся изобразить как осво­бождение от гнета коммунистической идеологии, как проявление сво­бодного волеизлияния народа, как духовное прозрение и возрождение народа и т.п. Это не просто заблуждение — это составная часть умыш­ленной тотальной фальсификации истории и умышленного оболванива­ния российского населения, которое было заранее спланировано стра­тегами «холодной» войны уже в самом начале ее как средство именно духовного разложения советского народа, занижения его образова­тельного, морального и идейного уровня.

Через средства массовой информации россиянам усиленно навязы­вается утверждение, будто православная религия и церковь (правосла­вие) выражают национальные интересы русского народа, и будто бы по­этому началось их бурное возрождение. В реальности произошло нечто иное. В реальности под предлогом отмены марксизма-ленинизма как государственной идеологии была разрушена вообще вся сфера светской (нерелигиозной, гражданской) идеологии, которая не сводилась к марксизму-ленинизму. Последний составлял лишь часть этой сферы, создававшейся усилиями советских ученых, писателей, художников, де­ятелей кино и театра и т. д. в течение многих десятилетий. Православие при поддержке новой (постсоветской) власти просто захватило освобо­дившееся место подобно тому, как была захвачена некоторой частью населения страны вся экономическая сфера, созданная в советские го­ды и дезорганизованная в результате переворота.

То, что происходит с православием в России, не есть всего лишь свобода религии, какая по идее должна иметь место в демократичес­кой стране, на что претендуют реформаторы России. Свобода религии при этом не должна быть засильем религии. А в России настойчиво проповедуется требование считать русскими только таких граждан, которые исповедуют православную религию. Церковь должна быть отделена от государства. Это означает, в частности, что церковь не должна вторгаться в систему образования, с чем фактически право­славие не считается. Не соблюдается и условие равноправия религий. Православие стремится стать привилегированной религией, пользую­щейся особым покровительством власти, что ему фактически удается. Свобода религии предполагает также свободу от религии, т.е. свободу для нерелигиозной идеологии, включая атеизм, пропаганду атеизма, воспитание атеистических убеждений. В нынешней России фактичес­ки для этого нет никаких условий. Хотя формального (юридического) запрета на это нет, на деле созданы такие условия, что активный ате­изм фактически не допускается и систематически подавляется и изго­няется из памяти россиян.

Нерелигиозная (светская, гражданская) идеология не сводится к атеизму и не обязательно является антирелигиозной. Это может быть идеология, опирающаяся на результаты достижений науки. С такой претензией в свое время возник марксизм и ленинизм. И было бы фак­тически неверно (просто нечестно) отвергать великую роль, какую он сыграл в истории нашей страны и всего человечества. Со временем он утратил былое влияние, став неадекватным той ситуации, которая сло­жилась на планете во второй половине 20 столетия. Его кризис стал од­ним из факторов кризиса и краха советского коммунизма. Но это не оз­начает, что светская идеология вообще потерпела крах. Силы западно­го мира, одержавшие победу в «холодной» войне, руководствовались не религиозной, а светской идеологией (хотя и не выраженной так явно, как марксизм). И сейчас они осуществляют глобализацию человечества с идеями не религиозной, а светской идеологии. Намерение придать ми­ровой агрессии США и стран НАТО вид войны христианства против му­сульманства успеха не имело, и не будет иметь. В современных услови­ях в западном мире никакая религия не может приобрести ту власть над сознанием людей, какую она имела когда-то. Даже Ватикан жалуется на недооценку церкви, хотя по видимости католичество никогда не бы­ло таким активным, как теперь. Сами условия существования и социаль­ные закономерности западнизма вынуждают западный мир быть атеис­тическим по сущности, какую бы религиозную внешность ему ни навя­зывали его правители. Это целиком и полностью относится и к России, раз она пошла по пути западнизации. В 21 веке стать на долгое время властителем душ россиян и преодолеть идеологический беспредел на этом пути православию не по силам. Выдержать конкуренцию с совре­менными СМИ, ставшими «ватиканами» идеологии западнизма, оно бессильно. Сам образ жизни россиян в новых условиях исключает воз­вращение их в идейное состояние феодальной России. Церковь может вернуть себе былую власть над сознанием россиян только при условии превращения их в безграмотных, тупых, больных и нищих холопов. Рос­сия действительно имеет шансы стать такой. Но у нее и на этом пути есть мощные конкуренты: политическая власть, руководствующаяся ка­кой-то светской идеологией, и денежный тоталитаризм, руководствую­щийся циничной светской идеологией западнизма.

Одновременно с реанимацией православия в среде российской ин­теллигенции (точнее, той ее части, которую я называю идеологенцией) начались поиски некой «национальной идеи», которая по силе воздей­ствия на массы населения была бы сравнима с марксизмом-ленинизмом недавнего прошлого, но чтобы при этом была его отрицанием. Это должна быть национально русская идеология. Ее должно принять большинство этнических русских, вдохновиться ею, забыть о различи­ях положений и интересов, объединиться и зашагать дружными ряда­ми по пути возрождения, подъема и процветания России. С интеллек­туальной точки зрения, идея явно не уступающая идеологии кота Лео­польда (жаль, что кота звали Леопольдом, а не Васькой, как все упростилось бы!).

Национальная идея отличается от упомянутой выше идеи единства и согласия тем, что исходит не от власти и политической партии, намере­вающейся служить высшей власти («Кремлю») и участвовать во власти, а из среды россиян, озабоченных тяжелым состоянием русского народа и угрозой его вырождения. Она имеет целью объединить русский народ и возбудить его на борьбу за его интересы именно как народа. Цели вро­де благородные. Но, как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. В конкретном исполнении замысла получается нечто такое, что вполне укладывается в существующее состояние идеологического беспредела. В разговорах и публикациях на эту тему русский народ и его история идеализируются. В их описаниях в возвышенно хвалебных тонах предстают и православие, и монархия, и великодержавность, и черты социальной организации, против которых шла вековая борьба лучших представителей народа. Очерняется советский период. Игнори­руются реальные качества русского народа, такие, например, как низ­кий уровень самоорганизации и национальной солидарности, покор­ность перед властями, низкопоклонство перед Западом, и другие, прак­тически исключающие консолидацию русского народа, независимую от центральной власти и представителей других народов. Русский народ не сумел в более или менее значительной степени воспользоваться теми возможностями, какие ему предоставлялись в советские годы. И в годы краха советского строя он не оказал практически никакого сопротивле­ния тем, кто громил этот строй. Русские националисты сваливают вину за то состояние, в котором оказался русский народ, на представителей других народов, в особенности — на евреев. Но ведь большинство тех, кто сыграл самую активную роль в разгроме Советского Союза и совет­ского социального строя, являются этнически русскими (Горбачев, Ель­цин и их «команды»). Суть дела не в этнических, а в социальных факто­рах, которые сторонники «национальной идеи» игнорируют или не по­нимают, когда берутся судить о них.

Заметное место в спасительной «соломе» занимают идеи евразийст­ва. Я не имею возможности рассмотреть их в этой статье. Замечу лишь, что они имеют много общего с идеями «национальной идеи». Их при­верженцы точно так же игнорируют или ложно истолковывают соци­альные процессы, происходящие в человечестве, и фактическое состоя­ние России, и ее положение в процессе глобализации. Шансы для Рос­сии сплотить и возглавить азиатские страны на борьбу с США и страна­ми НАТО — равны нулю. Таковы же шансы на то, что идеология роли России как лидера и объединителя народов Европы и Азии в этой борьбе будет иметь значительный успех в России, влиять на политическую стратегию российских правителей.

Россия уже вступила на путь западнизации, в процесс глобализации в его западнистском (американо-европейском) варианте. И если какие-то силы и события свернут ее с этого пути, они ни в коем случае не бу­дут порождены евразийством.

Наконец, последняя соломинка, за которую предлагается ухватить­ся россиянам, тонущим в трясине идеологического беспредела, — это патриотизм. При этом предполагается ясным и общеизвестным, что та­кое патриотизм. Последний считается бесспорной добродетелью. При­водятся примеры выдающихся патриотов, а также времен, когда патри­отизм сыграл огромную (даже решающую) роль в исторических событи­ях. Россияне призываются возлюбить Россию и действовать на благо ее.

На самом деле простота и очевидность проблемы патриотизма кажу­щаяся. Тут есть свои сложности, связанные, во-первых, с пониманием самого явления патриотизма как явления социального и, во-вторых, с пониманием конкретной ситуации в России в этом отношении. Посту­пок считается патриотическим, если человек совершает его в интересах своей страны (родины) и делает это из чувства любви к родине и верно­сти ей. Не всякий поступок в интересах страны является патриотичес­ким. Он может совершаться из каких-то шкурнических соображений. Отдельный человек оценивается как патриот, если его деятельность оп­ределяется множеством патриотических поступков в течение более или менее длительного времени, возможно — всей жизни. Характеристика массы людей и целого народа (и даже объединения нескольких наро­дов) с точки зрения патриотизма не сводится к характеристике отдель­ных людей, входящих в них, подобно тому, как характеристика леса не сводится к характеристике входящих в него отдельных деревьев. Это — характеристика массовая. Требуются особые правила исследования (включая правила измерения и вычисления), чтобы ее установить. На­род может содержать патриотов и непатриотов. Входящие в него люди могут совершать как патриотические, так и непатриотические поступки. Тут требуется выяснить степень патриотизма, которая может быть вы­сокой или низкой, может меняться со временем и в зависимости от си­туации. Чувство патриотизма не является прирожденным. Оно воспи­тывается. Оно не обязательно бессознательно и спонтанно. Оно может быть результатом размышлений. Может быть даже вынужденным, на­пример, — когда у человека нет выбора. Чувство патриотизма может основываться на факторах позитивных (гордость за величие страны, за ее успехи, благополучие, природу, условия жизни и т.п.) и негативных (несчастья, нападения врагов, угроза благополучию народа и т.п.).

Часто ссылаются на поведение советских людей в годы войны с гит­леровской Германией как на образец патриотизма. При этом не знают или преднамеренно опускают то, что на одного Матросова находились сотни шкурников и трусов, что непатриотические поступки не поощря­лись и наказывались, а патриотические поощрялись и вознаграждались, что миллионы людей были поставлены в такое положение, что были вы­нуждены совершать патриотические поступки, что степень патриотиз­ма народа менялась (стала возрастать), что массовый патриотизм был организован колоссальными усилиями системы власти и идеологичес­кого аппарата и т.д. В результате действия совокупности факторов (о некоторых из них я упомянул) в массе народов Советского Союза было выработано идеологическое состояние, компонентом которого стала высокая степень патриотизма. Она проявлялась в миллиардах поступ­ков людей, и это стало одним из факторов победы. Разговоры о патри­отизме и призывы к нему занимали в этом грандиозном свершении на­рода ничтожно малую роль.

В той ситуации, которая сейчас сложилась в России, степень патри­отизма российского населения чрезвычайно низка, низка как никогда, близка нулю. И если бы она была высокой, в России просто нет условий для того, чтобы она заметным образом сработала как важный фактор социальной эволюции страны. Более того, я в России не вижу сил, спо­собных поднять степень патриотизма и заинтересованных в этом. Тут возможна лишь имитация патриотизма, подделка, спектакли на эту те­му и словоблудие, не обязывающее к патриотическому поведению мас­сы россиян. Патриотические умонастроения просто не могут вопло­титься в действия, объединяющиеся в единый поток поведения народа в интересах страны, ибо такого единства народа и его интересов просто нет в самом постсоветском состоянии России. Где тот враг, в борьбе с которым народ выступит как единое целое? Какова та великая цель, ра­ди достижения которой народ в массе готов пойти на жертвы? Нет такого внешнего врага, ибо основные враги для большинства россиян — их собственные соотечественники, выгадавшие от контрреволюционно­го переворота. Нет такой цели, ибо эгоистические цели нынешних хозя­ев России, составляющих меньшинство населения, не могут стать исто­рическими целями страны как единого целого. В нынешней России про­сто нет таких «амбразур», на которые могли бы броситься новые матросовы, нет таких матросовых и нет тех, кто способен воздать им должное. Патриотизм как массовое явление просто лишен смысла.

В России предпринимаются отдельные разрозненные попытки (в боль­шинстве кустарные) выработать идеологию, адекватную современным ус­ловиям и требованиям, идеологию светскую (нерелигиозную) и ненацио­налистическую, опирающуюся на научные исследования современной ре­альности. Но они имеют ничтожно мало шансов пробиться к известности и признанию, если даже они достигнут высочайшего интеллектуального уровня. Почему? Дело в том, что огромное число людей, оккупирующих идеосферу и живущих за ее счет, сделают все от них зависящее, чтобы по­мешать этому. Нужны усилия многих людей и длительное время, чтобы преодолеть это препятствие. А чтобы это учение приобрело статус массо­вой признанной идеологии, нужны силы, способные придать ему социаль­ный авторитет (например — высшая власть). Но и этого мало. Идеи сами собой в головы людей не заползают, какими бы хорошими они ни были. Для этого нужно множество людей, которые должны профессионально заниматься этим делом. Они должны быть организованы в целое, — дол­жен сложиться идеологический механизм. Такой механизм имеет цер­ковь. Такой механизм существовал в советские годы в распоряжении «Кремля». Если даже и это препятствие будет преодолено, предстоит дли­тельная борьба за «души» россиян. При этом придется иметь дело с сила­ми, противодействующими распространению этого учения и принятию его массами, в их числе — с невосприимчивостью самих масс, с религиоз­ными организациями, заинтересованными в сохранении масс в состоянии мракобесия, со СМИ, с огромной силой навязывающими россиянам за­падную идеологию.

В современной России никаких условий и мало-мальски серьезных сил для преодоления этих препятствий просто нет. Высшая власть под­держивает православную церковь почти как государственную, а прочие политические силы (включая коммунистов) заигрывают с нею. Шансы на создание признанного нерелигиозного учения, превосходящего все прочие идеологические учения, и на создание конкурентоспособного механизма его распространения и вбивания в головы масс россиян близки к нулю.

Что же остается? Существующий идеологический беспредел, кото­рый со временем может быть истолкован как западный плюрализм на российской почве. Усиление православия. Тоска по всесильной «нацио­нальной идее». Конъюнктурные лозунги вроде призыва сплотиться пе­ред лицом мирового терроризма. Пустословие партийных программ, обещающих бороться за все хорошее против всего плохого. Эпоха, ког­да умами и чувствами россиян владели идеи глобального и эпохального масштаба, безвозвратно ушла в прошлое. Эпоха, осужденная и оплеван­ная неблагодарными потомками, но непонятая в ее трагическом величии.

Полный текст книги опубликован в издательстве "Элефант" (Зиновьев А.А. Распутье. - М.: Элефант, 2005.).

Текст размещен на сайте с согласия автора.