Rambler's Top100

ИНТЕЛРОС

Интеллектуальная Россия

INTELROS.RU

Intellectual Russia


назад к оглавлению

Александр Зиновьев

 

 

Постсоветизм

 


Постсоветизмом (или посткоммунизмом) я называю ту социальную организацию, которая в основных чертах сложилась в России в резуль­тате антикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские го­ды. Это — явление исторически новое, не имеющее аналогичных преце­дентов в прошлом и складывающееся буквально на наших глазах, при­чем — с поразительной (с исторической точки зрения) скоростью. Де­тальное социологическое исследование его есть дело будущего. Тем не менее, основные черты можно наблюдать уже сейчас, причем в почти лабораторно явном виде.

Постсоветизм начал формироваться в России не в результате естественноисторического и имманентного для России процесса, а как нечто чужеродное российскому населению и его историческим, природным и геополитическим условиям, насильственно навязанное россиянам свер­ху (кучкой людей, ставшей «пятой колонной» Запада и захватившей высшую власть) и извне (под давлением со стороны сил Запада и по их указке). Это произошло после антикоммунистического переворота в го­ды горбачевско-ельцинского правления. В результате этого переворота была разрушена советская (коммунистическая) социальная организа­ция. Хотя последняя и переживала состояние кризиса, обусловленное стечением ряда исторических факторов, тем не менее, она была вполне жизнеспособна. Она блестяще доказала свою эффективность в труд­нейших для страны условиях. Она еще только вступила в стадию эволюционной зрелости и еще не успела раскрыть все свои созидательные возможности. С точки зрения эволюционного уровня она превосходила все те формы социальной организации, какие знала история человече­ства, включая страны Запада. Запад в этом отношении отставал от Советского Союза, по крайней мере, на 50 лет,

В результате горбачевской «перестройки» Советский Союз был ввергнут в состояние всестороннего кризиса. А предательская капиту­ляция перед Западом в «холодной» войне привела к распаду советского коммунистического блока и самого Советского Союза и к упомянутому антикоммунистическому перевороту, ставшему началом разгрома со­ветской социальной организации (советизма). Россия была направлена на путь всесторонней деградации и превращения в зону колонизации для Запада. Немедленно стала складываться новая социальная органи­зация, предназначенная реформаторами и их западными манипулято­рами для закрепления сложившегося состояния России, — постсове­тизм. Он создавался как гибрид советизма (коммунизма), западнизма и национально-русского (дореволюционного) фундаментализма.

Чтобы охарактеризовать это «чудо» социального творчества, нуж­но хотя бы в какой-то мере иметь представление об упомянутых трех его ингредиентах. Я думаю, что никакие особые пояснения тут не тре­буются. Еще живо большое число россиян, которые на личном опыте познали советизм (коммунизм). В российских СМИ его поносят с нео­слабевающим остервенением, так что и молодежь достаточно получает информации о нем. Западнизм становится обычным явлением постсо­ветского образа жизни. Россияне успели познакомиться с ним на прак­тике. А что касается российского фундаментализма (феодализма), его превозносят в СМИ и навязывают россиянам с все возрастающим ажи­отажем, так что кажется, будто мы живем в дремучем средневековье. Поэтому я ограничусь лишь кратким пояснением упомянутых ингреди­ентов постсоветизма.

С советизмом Россия прожила более семидесяти лет. С ним она до­билась выдающихся, эпохальных успехов, на несколько десятилетий стала лидером социальной эволюции человечества. Советский период был и, по всей вероятности, останется навсегда вершиной российской истории. И как бы к нему ни относились строители новой социальной организации России, советизм стал и будет в дальнейшем одним из ре­шающих факторов в определении типа создаваемой ими социальной ор­ганизации. Происходит это не в силу каких-то субъективных пристрас­тий. Таких пристрастий нет. Более того, имели и имеют место сильней­шие антипатии, так как советизм несет с собой для них потерю или ущемление их привилегированного положения. Происходит это в силу объективного социального закона социальной регенерации. Сила этого закона такова, что строителей постсоветизма даже обвиняют в предна­меренной реставрации советизма, хотя они из кожи лезут, чтобы истре­бить всякие его следы. Ирония истории состоит тут в том, что в услови­ях России советизм можно выкорчевать только методами... советизма. Принимая меры против него, антисоветчики и антикоммунисты, вышедшие из среды коммунистов и воспитанные под их влиянием, невольно сохраняют и подпитывают его. Черты советизма в постсоветском социальном гибриде заметны да­же без специальных социологических исследований для тех, кто в ка­кой-то мере знаком с советизмом. Президентская власть копирует власть советского «Кремля», причем даже сталинского периода. Прези­дент имеет тенденцию превратиться в вождя, заботящегося о нуждах всего «трудового» народа. Он опирается на силовые структуры, назна­чает угодное ему и подконтрольное ему правительство, стремится к контролю над прочими сферами общества, стремится апеллировать к массам (к «народу») непосредственно, минуя якобы враждебных «на­роду» и коррумпированных чиновников-бюрократов (телевидение на этот счет — дар истории).

Значительная часть граждан живет и добывает средства существова­ния фактически по-советски. Это «бюджетники». Большинство живет хуже, многие — так же, немногие — лучше. Но по социальному типу — сходно с советскими временами. В советские годы эти категории граж­дан составляли основную часть работающего населения. Они были оп­лотом советского строя. Их роль в постсоветской России изменилась, их социальная значимость резко снизилась, но все же она остается ощу­тимой. Постоянно возникают чрезвычайные ситуации, преодоление ко­торых требует коммунистических методов решения социальных про­блем. Между прочим, это имеет место и в странах Запада. Имеют место проблемы, требующие не просто сильной государственной власти, но власти, действующей методами, подобными тем, какие были характер­ны для власти советской. Это проблемы борьбы с преступностью, с ни­щетой и с детской беспризорностью, организации образования, воору­женных сил, ВПК, разведки, международных операций и т.д. Все эти ас­пекты жизни современного большого и развитого общества с необходи­мостью порождают тенденции коммунистической социальной органи­зации в любой стране, а в бывшей коммунистической стране это не толь­ко выглядит как реставрация советизма, но и в значительной мере про­исходит на самом деле. Я уж не говорю о том, какое важное место в постсоветской России занимает культура, накопленная за советские го­ды. Это культура высочайшего мирового уровня. Она пронизана сове­тизмом, составляет его неотъемлемую часть. И полностью очистить ее от советизма не удастся никогда.

Западнизмом я называю социальную организацию, какую можно наблюдать в западных странах. В отношении нее употребляют слова «капитализм», «демократия», «частная собственность», «частное предпринимательство», «рынок», «многопартийность», «гражданское общество» и т.д. Важно иметь в виду то, что в советской России, в каком бы она состоянии ни находилась, никаких серьезных предпосылок для западнизма не было. Он стал насаждаться в России искусственно, насильст­венно, усилиями высшей власти. Стал насаждаться после антикоммуни­стического переворота теми россиянами, которые захватили в стране политическую власть. Захватили в результате грандиозной диверсион­ной операции, подготовленной силами Запада в ходе «холодной» и «теплой» войн (мировой войны нового типа) и осуществленной «пятой колонной» Запада в России. Западнизм стал насаждаться по западным образцам и под давлением (под руководством) со стороны сил Запада. Причем стал насаждаться в том виде, какой был желателен в интересах Запада, а отнюдь не России. При этом умышленно игнорировались кон­кретные условия России, ибо целью сил Запада было и остается ослаб­ление России и превращение ее в зону для своей колонизации.

Если ингредиент советизма появился в постсоветизме в силу объективного социального закона вопреки воле и желаниям творцов постсоветизма, то ингредиент западнизма, наоборот, появился тут в соответствии с волей и желаниями борцов постсоветизма, но в нарушение объективного социального закона адекватности социальной организации человеческому материалу, материальной культуре, природным услови­ям и историческим традициям страны. Западнизация России в том виде, как ее стали осуществлять творцы постсоветизма, очевидным образом не соответствовала упомянутым факторам. В результате ее получилась не западнистская социальная организация, а лишь нечто похожее на нее по некоторым чертам (приватизация, многопартийность, подобие рын­ка и т.п.), т.е. лишь имитационная форма.

В третьем ингредиенте гибрида постсоветизма сочетается действие объективного социального закона, который я называю законом соци­альной деградации, и стремления части реформаторов во главе с прези­дентом реанимировать некоторые явления дореволюционной России (в основном — российского феодализма), причем, игнорируя при этом со­циальный закон адекватности, о котором я упомянул выше.

Закон социальной деградации в постсоветской России проявляется как реанимация православия, дореволюционных названий, обычаев, яв­лений культуры, идей монархизма и великодержавности и т.д. В значи­тельной мере (если не главным образом) это делается искусственно, сверху. Сами по себе явления дореволюционной России не возродились бы. Они не столько возрождаются, сколько изобретаются вновь. Изоб­ретаются как идеализация (т.е. фальсификация) прошлого в качестве средства против советизма (коммунизма), как отрицание того эволюци­онного прогресса, какой имел место в советское время. Тут происходит беспрецедентная историческая деградация, буквально падение с верши­ны прогресса в пропасть прошлого.

Социальный гибрид не есть просто смешение элементов различных социальных организаций. Это именно гибрид. Как гибрид деревьев раз­личных видов не есть дерево, на котором растут листья и плоды различ­ных видов, а есть дерево, на котором растут листья и плоды, сходные по некоторым признакам с листьями и плодами этих разных видов, а по другим признакам отличные от тех и других, так и тут гибрид разных социальных организаций суть новая социальная организация с компо­нентами, отличными от таковых у источников гибридизации. Например, постсоветский «Кремль» имеет некоторые черты советского «Кремля» и черты президентской власти США. Но он отличается от того и друго­го. В частности, президент России приходит к власти не так, как совет­ский генсек, и не так, как американский президент. Он не располагает практически такой властью и такими средствами, как они, не имеет в своем распоряжении такие материальные средства, у него другие отно­шения с «парламентом» и т.д. Аналогично в сфере экономики: на самом деле нет реальной многоукладности, а есть гибриды, напоминающие яв­ления разных укладов. Частные предприятия порой ведут себя так, буд­то они государственные, а государственные — как будто они частные.

Постсоветизм есть гибрид как в целом, т.е. с точки зрения комбина­ции ингредиентов, так и в каждом из ингредиентов, по отдельности. В сфере власти доминирует тенденция к советизму, что выражается в уси­лении роли президентской власти («Кремля»), уподобляющейся совет­ской (об этом я уже говорил выше). Но при этом имеет место и западнистская тенденция, проявляющаяся в парламентаризме, многопартий­ности, гласности и т.д. В названиях отражается и дореволюционная го­сударственность (Дума, Государственный совет). Ощущается тяготение к монархии, которая прославляется сверх меры. В сфере экономики до­минирует тенденция к западнизму (приватизация, банки, частный биз­нес, рынок). Но сохраняются элементы государственной плановой и ко­мандной экономики. «Кремль» стремится взять под свой контроль важ­нейшие отрасли экономики. В идеологической сфере россиянам всеми средствами обработки их сознания неутомимо навязывается западная идеология в ее худших проявлениях (проповедь насилия, разврата, ко­рыстолюбия, карьеризма, потребительства и т.д.), православие под мар­кой национального возрождения и обломки советской идеологизиро­ванной культуры (кино, театр, литература, эстрада). И по всем трем ли­ниям имеет место лишь имитация пропагандируемых явлений. Обломки советской идеологии порождают лишь мазохистскую тоску по безвозвратно утраченным завоеваниям советской эпохи. Поддерживаемое высшей властью православие фактически не имеет той власти над душа­ми россиян, на какую претендует. Оно не предохраняет от нравственно­го разложения населения и от преступности, не несет с собой никакого подлинного духовного возрождения и национального единения, созда­вая лишь имитацию их. Помои западной идеологии нисколько не западнизируют менталитет россиян по существу, способствуя лишь имитации внешних форм поведения на самом примитивном уровне.

Какой тип гибрида складывается в целом, т.е. с точки зрения отно­шения между компонентами социальной организации? Поскольку тре­тий ингредиент гибрида не имеет шансов стать доминирующим самосто­ятельно, то можно достаточно уверенно установить границы, в которых будет эволюционировать постсоветизм, — это советизированный западнизм и западнизированный советизм. К какой из этих границ будет ближе реальный постсоветизм, зависит от целого ряда факторов как внутреннего, так и внешнего характера. С точки зрения внутренних факторов, преимущества имеет система власти и управления, тяготею­щая к советизму. И опыт последних лет показывает, что эта тенденция усиливается, и будет усиливаться. Третий ингредиент, поддерживаемый «Кремлем», явным образом уступает ему доминирующую роль. Да и второй ингредиент, пожалуй, в большей степени зависит от «Кремля», чем «Кремль» от него. Во всяком случае, он пока не готов взять в свои руки управление страной.

Отношения России с Западом складываются таким образом, что инициатива принадлежит в большей мере «Кремлю», чем хозяевам рос­сийской экономики. По моим наблюдениям, Запад склоняется не столь­ко к усилению российского парламентаризма, сколько к усилению «Кремля», но такого, который послушен требованиям сил Запада. А возглавляемый Путиным «Кремль» этому условию удовлетворяет. Тем более на самом Западе наступила постдемократическая эпоха. Так что есть основания считать наиболее вероятной эволюцию постсоветизма в направлении западнизированного советизма. И как это ни парадоксаль­но, главным препятствием на этом пути является позиция «Кремля»: он в силу необходимости и социальных законов вынужден делать нечто та­кое, что выглядит как восстановление советизма, но делает это, сохраняя и укрепляя результаты антикоммунистического переворота и при­давая своим действиям подчеркнуто антикоммунистический характер.
Как я уже говорил, при создании постсоветизма его творцы игнорировали (нарушили) закон соответствия социальной организации человеческому материалу страны, ее историческому наследию, ее природным и геополитическим условиям. Они стали насильственно навязывать стране чуждую ей западнистскую организацию. Последняя не является пригодной для любых народов и любых условий их существования. Опыт истории показал, что для большинства незападных народов она несет закабаление и гибель. Силы Запада навязывали ее России не с це­лью облагодетельствовать ее народы, а с целью разрушить могучего конкурента в борьбе за мировое господство. И они этого добились.

Творцы постсоветизма нарушили закон однокачественности ком­понентов социальной организации, пытаясь соединить взаимоисклю­чающие черты коммунистической власти, капиталистической эконо­мики и феодальной идеологии, слепив на скорую руку социального монстра («рогатого зайца»), годного для музея социальных уродов, а не для жизни большого народа. Неизбежным следствием этого яви­лась дезинтеграция органической целостности страны на множество разрозненных структур: аппарат центральной власти («Кремль»), представительную власть (Дума), чиновничий аппарат, экономические структуры, СМИ, религиозные структуры, криминальные структуры и т.д. Следствием этого также явилось взаимное ослабление позитивных и взаимное усиление негативных качеств скрещиваемых социальных организаций. Не случайно поэтому при конвергенции коммунизма и капитализма, о которой в свое время говорили западные социологи, в России реализовался не позитивный, а негативный вариант. Россий­ский социальный гибрид уступает как западнистскому, так и коммуни­стическому источникам. Возникнет ли какое-то новое качество, не предусмотренное в источниках (в ингредиентах гибрида), теоретичес­ки предсказать невозможно, а практика гибридизации еще слишком коротка для категорических выводов. Но одно бесспорно априори: в сложившихся условиях для России эволюционное чудо исключено. Возможна лишь его имитация.

Слово «имитация» многосмысленно. Я употребляю его здесь как социологический термин в следующем смысле. Имитировать некоторый объект (действие, событие, явление) «А» — значит создать объект (осу­ществить действие, совокупность действий) «В», похожий на «А» вос­принимаемый как «А». При имитации предполагается то, что имитиру­ется (скажем, подлинник), и то, что его имитирует (скажем, имитант). Возможно, что подлинник существует эмпирически, и возможно, что он существует лишь в воображении, на словах. И даже тогда, когда под­линник существует эмпирически, он имитируется в том виде, в каком во­ображается (понимается, описывается в словах) имитатором. Имитация есть сознательное действие людей по созданию объектов-имитантов, которые по замыслу этих людей должны восприниматься какими-то людьми как объекты-подлинники. Это делается как подражание, как подделка, для обмана, для показухи, для создания видимости и т.п. В че­ловеческой истории это широко распространенное, привычное, обыч­ное явление. Оно есть неотъемлемый элемент театрального аспекта че­ловеческой жизни. Можно говорить о степени имитационности того или иного человеческого объединения в целом, его отдельных событий, действий властей, партий и т.д.

Советизм обладал очень высокой степенью имитационности. Росси­яне, прожившие какую-то часть сознательной жизни в советские годы, должны помнить, какую огромную роль тогда играла показуха, созда­ние видимости успехов, всякого рода торжественные спектакли, дол­женствующие демонстрировать единство, преданность, готовность и т.п., воображаемые явления советского образа жизни. Имитационный аспект советской жизни достигал таких масштабов, что даже в офици­альной советской идеологии и культуре дозволялось критиковать его самым беспощадным образом, Постсоветизм стал закономерным пре­емником советизма с этой точки зрения, несколько снизив его в поверх­ностных проявлениях, но зато углубив его до самих основ социальной организации постсоветского общества. В силу законов социальной гиб­ридизации, о которых упоминалось выше, имитационность становится не просто второстепенным свойством новой социальной организации России, но таким свойством, которое определяет ее глубинную сущ­ность как в целом, так и каждого ее компонента в отдельности.

В стране вроде бы необычайно много делается для того, чтобы наве­сти порядок, долженствующий обеспечить ее возрождение, подъем и процветание. Но в основном — по видимости. В реальности происходит, с одной стороны, неуклонная деградация во всех основных аспектах жизни общества. А с другой — разрастается и процветает показной, те­атральный, виртуальный аспект жизни, имитирующий подъем, осво­бождение, возрождение России. Чем глубже деградирует страна, тем помпезнее и ярче становится имитационная маскировка деградации. Падение в бездну имитируется как взлет в небеса.

С чисто социологической точки зрения, будущее России уже предопределено не на одно десятилетие, а на многие десятки лет, если не на все столетие. Оно предопределено тем антикоммунистическим перево­ротом, который произошел в горбачевско-ельцинские годы, и вследст­вие которого Россия была сброшена с вершины эволюционного про­гресса на уровень страны третьестепенной важности, обреченной плес­тись в хвосте торжествующего глобального западнизма или американизма. Никаких шансов стать лидером мировых сил, противостоящих западнистской глобализации, и даже вырваться из тенет этой глобали­зации в обозримом будущем у нее нет.

Что касается внутренней социальной эволюции России, то эмбрион ее будущего уже родился — это социальный гибрид из обломков советизма, из подражания западнизму и из реанимации загримированных призраков дореволюционной России. Насколько этот гибрид жизне­способен? С точки зрения самовыживания и продолжительности суще­ствования он может жить долго. А с точки зрения возрождения и про­цветания России? На этот счет строить какие-то иллюзии было бы, по меньшей мере, наивно. Этот социальный гибрид и был сляпан на скорую руку специально с таким расчетом, чтобы не допустить возвышения России на уровень державы, играющей первостепенную роль в дальней­шей эволюции человечества.

Замечу в заключение, что в постсоветском гибриде слились воедино далеко не лучшие черты коммунизма, западнизма и феодализма, а ско­рее худшие.

 

 

Полный текст книги опубликован в издательстве "Элефант" (Зиновьев А.А. Распутье. - М.: Элефант, 2005.).

Текст размещен на сайте с согласия автора.