Rambler's Top100

ИНТЕЛРОС

Интеллектуальная Россия

INTELROS.RU

Intellectual Russia


ВАДИМ ЦЫМБУРСКИЙ

Выступление на заседании клуба «Красная площадь» 20 сентября 2006 г.

Вообще говоря, то, что я хотел доложить, первоначально по замыслу представлялось как бы комментарием к тем тезисам, которые мы с Александром Ивановичем Неклессой опубликовали на сайте АПН, и которые сейчас перепечатаны в сборнике «Красная площадь» к этому заседанию. Однако сейчас мое выступление приобретает дополнительные измерения. То есть это одновременно комментарий к нашим тезисам и в то же время контрапункт к яркому выступлению Владимира Иосифовича Слуцкера. То есть разработка некоторых сюжетов, которые он затронул в своем докладе.

Итак, первое. Тема нашего заседания: «Культура жизни: идеология добрососедства». Речь должна идти о добрососедстве народов. Но ведь добрососедство – это политическая ценность, которая распространяется и на народы, разделенные политическими границами. Мы прекрасно знаем, как важно, скажем, русско-казахское или русско-украинское добрососедство. Сегодняшнее заседание ставит эту тему в особом ракурсе. Речь идет о добрососедстве как факторе цементирования и укрепления новой российской государственности. Но при этом неизбежно возникает масса препон и сомнений.

Я напомню место из интереснейшего романа Юрия Козлова «Колодец пророков», где персонаж по имени Генерал Сак, списанный с генерала Джохара Дудаева, говорит: «Малые народы, несмотря на любое горе, которые несли им русские, могли отождествлять себя с царской или с советской Россией в ее величии. Но ничто не заставит их отождествлять себя с новой, непонятно какой Россией в ее позоре».

Вопрос о добрососедстве надо ставить с учетом того, что культура добрососедства существовала и у Советского Союза, и эта культура не спасла его и его не сохранила.

Что сближает народы? Что придает их добрососедству значимость общего проекта, к которому они сознают свою причастность?

Их объединяют две вещи: общая опасность и общее величие. Вот, на самом деле, тот импульс, который переплавляет традиции добрососедства в проект.

И в этом смысле очень важно то, что сказал нам Владимир Иосифович. Вся эта воссозданная картина столкновения в сегодняшнем мире импульсов просистемного и антисистемного экстремизма, – тут правильно сказал коллега Переслегин – это первое проявление предпосылок того, что потом, может быть, когда-то будет названо первой глобальной гражданской войной.

Интересно здесь, в частности, понятие «культура жизни», которое предложил Александр Иванович в противопоставление культуре смерти. Мы видим отчетливо, как мотивы культуры смерти вплетаются сейчас в практике обеих сторон, противостоящих нарастающей, готовящейся мировой глобальной гражданской войне. Если папа Иоанн Павел видел, как западная гедонистическая культура «Потреблять завтра чуть больше, чем сегодня» через практики аборта, эвтаназии и подобные им впитывает мотивы смерти, то сегодня культура смерти утверждается и на стороне тех, которые кричат: «Аллах акбар». Мы видим на этой стороне пафос самоутверждения человека, у которого фактически ничего не осталось для самоутверждения, кроме его смерти.

Вот такой возникает у нас сегодняшний мир. И это все проецируется на нынешнюю Россию — вот это столкновение мировых сил с их представлениями о справедливости и о должном. А с другой стороны мы видим, собственно, казалось бы, внутренние вызовы России, которые, если вдуматься, на самом деле, коренятся в тех же мировых процессах.

В самом деле, о каком величии России можно говорить после 91-го года? Мы слышим, что перед нами страна, проигравшая мировую «холодную войну» и развалившаяся после этого. Никакой идеал добрососедства, никакой идеал общего величия и общей опасности не может утверждаться, если мы не решим этой проблемы, если мы не предложим объяснения, даже не того, почему развалился Советский Союз, а что значило в мировой перспективе — в этой предгрозовой мировой перспективе — сжатие России? Вот о чем должен быть поставлен вопрос.

Потому что, на самом деле, люди, которые жили в конце 80-х-начале 90-х и которые помнят, что тогда было, должны сказать, что никакого поражения в «холодной войне» не было. «Холодная война» кончилась в 1988-89 годах по обоюдному согласию сторон. И более того, если спрашивать о том, что потерял либо проиграл Советский Союз в этой войне, говорят, что он потерял Восточную Европу. Но кто ее подхватил тогда? До 1992-93 годов Запад в принципе был не готов к интеграции Восточной Европы в свои институты. Этот вопрос даже не ставился. А реально в повестку дня он попал лишь на самом рубеже столетий.

Поражения в «холодной войне» не было – было обоюдное согласие, была эйфория, и в обстановке эйфории был корыстно запущенный российскими элитами при поддержке местных националистических элит процесс переработки надсословного большевистского государства в государство откровенно сословное. И под это произошло сворачивание России.

Таким образом, мы должны, пытаясь выстроить проект для сжавшейся России, объяснить смысл того, что совершилось тогда. Я считаю и так думаю, что в некоторой степени эту мысль разделяет Александр Иванович – причем я думаю, что он позднее поправит, может быть, некоторые перекосы, которые я допускаю – что главное состояло в следующем: Советский Союз разделял с Западом на протяжении целого ряда десятилетий идеологию прогресса, идеологию геокультуры развития для всех, для всего мира. Об этом очень убедительно пишет Эммануэль Валлерстайн: «Мировой проект Вильсона и Ленина».

Мы и они предлагали два варианта этой геокультуры развития, умножая — как внес Александр Иванович в тезисы — список благодеяний конкурирующих систем.

В течение понижательного тренда мировой экономики, наступающего с 70-х годов, Запад сворачивает геокультуру развития. И более того, в мире появляются антисистемные силы, например хомейнистская революция, которые выступают, уже отвергая геокультуру развития в принципе.

И в этих условиях то, что произошло с Россией, может объясняться следующим образом. В условиях смены мировых акцентов Россия сняла с себя ответственность за новый миропорядок — за тот миропорядок, который его лидеры пожелали строить на принципах финансового и военного управления, на принципах манипулирования глобальным долгом, на принципах игр с финансовыми авралами и деструкцией регионов ради извлечения из них ресурсов, на принципах восстановления языческого начала имперского разграбления мира.

Россия сняла с себя ответственность за этот поворот. В этом смысл божественного попущения сворачиванию Советского Союза, смысл божественного попущения замыслу наших тогдашних элит, предательскому замыслу, использовавшему послевоенную расслабуху в своих целях и видах.

Я думаю, выстраивая новый проект для России, о котором говорит Владимир Иосифович, мы должны сказать твердо: Россия – не с теми просистемными силами, которые рассматривают мир как якобы свою заслуженную добычу. Но Россия и не с теми силами, которые сейчас делают ставку на мировую революцию. Почему? По очень простой причине. Мы знаем, что разрушение всех империй, даже самых, скажем так, нехороших в исторической памяти, вроде Ассиро-вавилонской, несло огромные страдания их людям, их народам. И в сегодняшнем мире разрушение глобальной империи, так или иначе сдерживающей деструктивные процессы, вполне способно обернуться той жутковатой картиной, которую рисует в своей знаменитой статье об аполярном мире Найелл Фергюсон. Вот о чем речь.

Владимир Иосифович говорил, что нам нечего брать с Советского Союза, — вы знаете, есть что взять. Я хочу вспомнить, как советская демагогия в 50-60-х годах рационализировала тезис: «Мы не хотим ядерной войны». Вы знаете, тогда избегали говорить о том, что ядерная война погубит человечество. Тогда говорили так: «Мы верим, что ядерная война может принести победу социализму, но мы не хотим страданий, которые она должна принести народу». Мы знаем, что сегодняшний мир морально начинает созревать для мировой революции, которую он, может быть, заслужил, но те страдания, которыми может обернуться его разрушение, делают эту революцию очень сомнительной. Тем более, что многие из поборников такой революции разделяют с нынешними заправилами взгляд на мир, как на добычу.

Коллеги, я думаю, что многие из вас присутствовали на замечательном докладе Гейдара Джемаля, который выступал здесь в прошлом году. Переведя политический анализ на религиозно-метафизический язык, он рассуждал о том, как мировые элиты эксплуатируют угнетенных для того, чтобы избытком извлекаемой энергии питать Иблиса или Люцифера, князя мира сего, контролирующего наличный миропорядок. Джемаль уверял, что мировая революция будет означать наступление Царства Божия и сумерки — Рагнарёк — для правящего миром князя.

Если я пожелаю перейти на язык господина Джемаля, я скажу, что, на мой взгляд, Иблис в своей истории проявлял уникальные способности сдавать правящие элиты и вербовать себе новых и более эффективных кормильцев из атакующей когорты революционеров. Вспомним судьбы имперской России и сменившей ее генерации большевиков. Я хотел бы напомнить здесь замечательные страницы Апокалипсиса Иоанна Богослова, где всемирный Вавилон, претендующий, так сказать, на весь мир как на добычу, и против воли своей принимающий на себя ответственность за вопиющую кровь всех убитых на земле, оказывается сметен восстанием «десяти рогов» мировой революции, и небеса радуются победе этого восстания. Но восставшие вручают свое царство, мягко говоря, неадекватным духовным силам, и на руинах Вавилона воздвигается гораздо более чудовищное Царство Зверя. Это предупреждение нам, предупреждение достаточно реалистическое и осмысленное, чтобы мы учитывали его в обсуждении того проекта для России, который мы могли бы предложить.

Я думаю, что тезис Александра Ивановича Неклессы противопоставить распространяющейся культуре смерти и формирующейся цивилизации смерти культуру жизни, при том, что к понятию культуры жизни можно относиться по-разному – да, это хороший тезис. Я думаю, что в нем можно выделить следующие очень важные аспекты.

Во-первых, нужно учитывать, что сегодняшняя Россия, пережив большевистскую реформацию, притязавшую на формирование совершенно нового цивилизационного облика страны, сегодня, как мы видим, проходит этап возрождения достоинства традиционных религий и конфессий нашей страны. Это то, что некоторые публицисты называют, в частности, и я называю, нашей русской контрреформацией. В стране идет контрреформация, и когда мы пытаемся сформировать этику добрососедства, этику гражданской уверенности, мы должны учитывать этот фактор контрреформации.

Мы пишем в этих тезисах следующее: культура жизни должна не только утверждать значение жизни как таковой, но быть освящена знаковой для ряда традиционных религий идеей сближения и согласия человека с Богом через праведное, солидарное жизнеустройство человеческого общежития.

На самом деле, в этом тезисе два момента. Предполагается, что секулярная этика должна сублимировать два фундаментальных религиозных импульса. Первый – это импульс сближения человека с Богом через его жизнь, импульс обожения человека, знакомый православию, знакомый исламу, в частности в суфийской его версии, знакомый буддизму махаяны. И второй, не менее важный, пафос – пафос коллективного, общего спасения – вот что должна сублимировать эта этика.

И есть второй, не менее важный момент. Дело в том, что, да, в окружающем нас мире идея геокультуры развития для всех, которую выдвинул христианский мир нового времени, сворачивается. Более того, допускаю, что если когда-нибудь мировой тренд экономики переломится и снова наступит резкий мировой повышательная волна, например, через распространение энергии термоядерного синтеза, это может означать, прежде всего, революцию ожиданий, революцию претензий. Это может означать, прежде пафос пересмотра силового расклада. Это было бы страшнее усугубления сегодняшнего кризиса, его эскалация.

На этом фоне в нынешнее время, когда мир забывает о геокультуре развития, когда мир разочаровался в ней, в этой геокультуре развития для всех, как в ее капиталистическом, так и в социалистическом варианте, в вариантах как Вильсона, так и Ленина, в это время Россия должна выпестовать новую версию геокультуры развития, восприняв ее от большевистской реформации, но переосмыслив, перетолковав в увязке с нынешней контрреформационной волной нашей цивилизации.

В этой связи очень важно то, о чем писал Александр Иванович Неклесса еще на рубеже 90-х и начала нынешнего века – о необходимости для правительства, для государства пестования и культивирования очагов геокультуры развития, всех этих академгородков и наукоградов. Необходимо придать им, как писал тогда Александр Иванович, статус духовных центров, центров духовного собирания земли. Вот этот его тезис, на мой взгляд, имеет сейчас исключительное значение. Формирование новых центров собирания земли.

Три года назад в одной из статей я написал, что наша задача – технологическое обновление в ореоле обновления духовного. Недавно в беседе Александр Иванович меня поправил: акценты нужно расставить противоположным образом, сказал он: духовное обновление в ореоле технологического. Я думаю, эта поправка совершенно правильная. Вот та задача, которая нынче стоит перед Россией.

Я мог бы сказать, что нынешние наши задачи можно выразить тезисами двух русских людей. Тезисом Александра Солженицына, который сказал: «Не империя нам нужна, но ясность духа в остатке». Я уточнил бы: не империя нужна, но ясность духа в остатке империи. Вот о чем речь.

А второй тезис – это тезис великого русского святого Серафима Саровского: «Спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся». Именно так, в этих категориях, должна осознаваться миссия России.

Как правило, когда говоришь о таком, постоянно звучат вопросы: «А кто это будет делать?», «А кому это нужно?», «А зачем кто-то станет этим заниматься?» Господа, я думаю, вы все помните замечательную байку про зайцев, которые, будучи преследуемы волками, обратились к сове. И сова сказала: «Зайцы, у вас единственный способ спастись – стать ежиками». На что зайцы сказали: «А как же мы это сделаем? Да и кто этим будет заниматься?» А сова сказала: «А я не знаю, я стратег».

Вы знаете, сова была совершенно права. Бывают ситуации, когда для зайцев единственный способ спасения – это стать ежиками. А вот хватит ли у них на это сил, хватит ли у них на это сознания, потянут ли они на это – это уж извините, зайцы, зависит от вас.