Владимир Карпец

Империя неизбежна

Сегодня имперское великоконтинентальное движение – взаимно мирное – может осуществляться встречным образом – как с востока на запад, так и с запада на восток. Метафизически и литургически это означает осуществление принципа Единоверия, установленного Великим Императором Павлом. С геополитической – и сакрально-духовной – точки зрения полярным центром, стягивающим как европейскую имперскую ось, так и «азиатский веер», может быть только Москва

Журнал «Итоги» (21 июня 2005 г.), безусловно, выражающий точку зрения влиятельных политических и экономических – либеральных – кругов, опубликовал в своем роде сенсационную статью Светланы Суховой и Констинтина Угодникова, посвященную перспективам развития Европы и ее взаимодействию с Россией в связи с наступившим кризисом Евросоюза. «Евроимперия» -- так называется эта статья – не больше и не меньше. В этой статье совершенно неожиданно для либерального журнала в сдержанной, но ясной форме высказываются идеи, на которых еще с 20-х годов прошлого столетия было основано мышление классиков геополитической науки, в частности, Карла Хаусхофера, которые были переосмыслены и развиты в конце ХХ века и на рубеже нашего Александром Дугиным («Основы геополитики», «Проект “Евразия”»), Жаном Парвулеско (“Imperium”, «Геополитические основы Большого Голлизма», «Владимир Путин и Евразийская Империя»), Гвидо Джаннетттини («Геополитические империи степей и открытого моря») и некоторыми другими авторами, чьи разработки официозная политология тщательно и – теперь уже ясно, тщетно – пыталась отбрасывать в маргиналитет. Автор этих строк со своей стороны разделяет эти геополитические подходы и не может не испытывать в связи с этим определенного удовлетворения, опасаясь, однако, что попадание их в руки на 99,99% корыстных и ангажированных политиков и журналистов может привести к их пародированию и выворачиванию в направлении, выгодном негативным политическим силам.

То, что невозможно предотвратить, подвергается искажению, переворачиванию. Так в свое время антирусская авантюра психопата Адольфа Гитлера была спровоцирована силами, предварительно сознательно исказившими авангардные направления консервативно-революцинной мысли Германии, в том числе того же Карла Хаусхофера. Результатом стало общее поражение народов континента и фактическая аннексия западной его части Соединенными Штатами. История взывает к бдительности: все мы входим в область повышенной опасности и сверхнапряжения, где можно все обрести или все потерять. Третьего не дано.

«Итоги» сообщают своим читателям: «Глава Комитета СФ по международным делам Михаил Маргелов убежден, что Европы, задуманной авторами конституции (проваленной на французском и нидерландском референдумах – В.К.) уже не получится». Таким образом оказывается, что Европа может быть построена только на принципиально иной основе: «Не секрет, что движущей силой европейской интеграции является союз Парижа и Берлина. Недаром вот уже несколько лет обсуждается возможность образования единого франко-германского государства. При этом Германия фактически взяла на себя роль экономического локомотива объединения, а Франция – идейно-политического (автором конституции стал французский президент Жискар д’Эстен). Судя по тому, что встречи тет-а-тет Жака Ширака и Герхарда Шредера участились, тандем этот только окреп».

Со своей стороны мы не можем не констатировать, что сама по себе идея объединения Европы с помощью Евросоюза носит отчетливо антиевропейский, точнее, антиевразийский характер. Аппарат Евросоюза состоит в основном из перешедших в социалистические и социал-демократические партии троцкистов и еврокоммунистов, участников антиевропейского – на самом деле, проамериканского – восстания 1968 года, вспыхнувшего от Парижа до Праги и докатившегося даже до Москвы (выход группы диссидентов на Красную площадь). Хавьер Солана и Йошка Фишер – яркие примеры членов современной евробюрократии, троцкистско-социалистической по своему происхождению. Эти люди, равно как и возглавляемые ими структуры, являются носителями концепции т.н. евроатлантизма – якобы глубинного совпадения не только интересов, но и ценностей Соединенных Штатов и Европы (что нашло, между прочим, отражение еще в Хельсинкских соглашениях 1975 г., подписанных в том числе не относящимися к Европе США и Канадой), для которых, взятых вместе, Россия является «передовым рубежом обороны» против исламского мира и Китая или же подлежит разделению на зоны влияния (здесь «возможны варианты»). По сути, Евросоюз – оккупационная (вместе с НАТО) структура, направленная не только против России, но и против самих народов Европы, их сокровенных чаяний, находящих проявление или в идее Империи, или, наоборот, в «неоязыческом» концепте «Европы ста флагов» (Ален де Бенуа). В любом случае любой проект новой – европейской, а в пределе евразийской – Европы не может не стать глубинно сецессионным, где линия сецессии обозначит положение «Европа против Евросоюза». При том, что речь идет не о сецессии географической, а о сецессии внутренней. Декапитации, если угодно.

Об этом, разумеется, «Итоги» не пишут. Тем не менее, мы читаем: «Стойкость нынешних лидеров Франции и Германии достойна уважения, если учесть, что им обоим придется вскоре сойти с политической сцены. Но если они не исправят ошибок в европейской тактике и стратегии (курсив наш – В.К.), за них это сделают другие. К примеру, президент Германии Хорст Кёлер нанес последний и, похоже, смертельный удар европейской конституции, отказавшись подписать ратифицированный парламентом документ о ее одобрении до рассмотрения вопроса конституционным судом <…> Кёлер представляет правую оппозицию, которая вскоре может стать властью. И очевидно, что первым делом немецкие правые займутся пересмотром участия Германии в ЕС. Те же настроения и во Франции».

На самом деле двойственность позиции Герхарда Шредера в «европейском вопросе» также продиктована двойственностью его политического лица. С одной стороны, он – в отличие от большинства своих «зеленых» партнеров по коалиции из партии Йошки Фишера – выходец из германской провинции, к тому же осторожно, но признающий факт унижения Германии западными союзниками после Второй Мировой войны. Герхард Шредер считает себя личным другом Президента России Владимира Путина и не меняет этого отношения – в отличие, кстати, от руководства христианских демократов, в зависимости от таких обстоятельств, как «дело Ходорковского». С другой стороны, Герхард Шредер – дисциплинированный член своей Социал-демократической партии и потому не может говорить об объединении Европы иным способом, кроме как через руководимый социалистами Евросоюз. Жак Ширак, хотя и «постголлист», но тоже связан обязательствами перед левыми силами: ведь это именно они, включая даже коммунистов, обезпечили его победу на последних выборах над лидером Национального фронта Жан-Мари Ле Пеном.

Каковы же условия «пересмотра участия»?

«Итоги»: «В первую очередь Парижу и Берлину придется отказаться от масштабов нынешнего объединения. ЕС, конечно, не распустят, но в нем могут образоваться ядро новой империи и периферия, чье членство в союзе будет по существу формальным. Новой империи (здесь и далее курсив наш – В.К.) неизбежно придется отмежеваться от всех стран, находящихся в тесном сотрудничестве и зависимости с США (Восточная Европа вкупе с Прибалтикой к ним как раз и относятся), и еще теснее сблизиться с Россией».

Таким образом, выделены три основных условия образования «Новой Европы»: (1) имперский – не более и не менее – ее характер; (2) отказ от включения в лоно Европы ее проамериканской и «оранжевой» восточной части; (3) сближение с Россией.

Европейская сецессия – отторжение гнилостно-некротической, пораженной раком «свободы» Восточной Европы – с последующим подключением к живительному, вопреки всему, кровотоку исторической России-Руси есть единственное условие выздоровления уже много веков нездорового Западного полюса Великого Континента.

Речь идет, на самом деле, о давно выдвинутом и поддерживаемом стоящими на великоевразийских позициях «геополитическими группами» – как в самой Европе, так и в России, начиная с Императрицы Александры Феодоровны и кончая советским маршалом Николаем Огарковым – проекте оси Париж-Берлин-Москва как основы восстановления Великого Континента накануне неизбежных геокатастроф, способных вызвать «переворачивание полюсов».

Можно говорить о последнем всплытии – из глубин отравленных вод разложения и дегенерации – метасимволически и мифологически понимаемой «Великой Трои» Хроник Фредегара и Младшей Эдды.

Спустя четыре года после окончания Второй Мировой войны, в 1949 году, почти одновременно были сделаны два исторических заявления, призванных и сегодня быть положенными в основу изменения лица Европы. Первое из них принадлежит Иосифу Сталину, который в связи с образованием Германской Демократической Республики послал ее первому Президенту Вильгельму Пику такую телеграмму: «Опыт последней войны доказал, что, поскольку самые большие жертвы ее понесли германский и советский народы, эти два народа, более чем все остальные народы Европы, способны на действия мирового значения».

О каких «действиях мирового значения» говорил на самом деле И.В.Сталин, ни словом не упомянувший в своем послании о коммунизме и марксизме-ленинизме, равно как и о германском национал-социализме и жертвах последнего, – напротив, в качестве жертв прямо названы как русские, так и немцы?

Второе заявление сделал в то же самом 1949 году – на своей пресс-конференции – генерал де Голль. «Со своей стороны заявляю, – сказал генерал де Голль, – что в основании Европы должно лежать согласие между французами и немцами. Надо раз и навсегда указать на необходимость строить Европу вместе с Россией, как только она изменит свой режим. Такова программа всех истинных Европейцев. Такова моя».

В 1963 году генерал де Голль и канцлер ФРГ Конрад Аденауэр заключили так называемый «Учредительный Пакт», который не был ратифицирован западногерманским бундестагом, и тогда де Голль, взяв инициативу на себя, не стал дожидаться, пока «Россия сменит свой режим», заявил о выходе Франции из военной организации НАТО, а затем, после ухода от власти в СССР коммунистического догматика и «верного ленинца» Н.С.Хрущева, фактически установил ось Париж-Москва. Некоторые советские газеты, особенно отражавшие воззрения Вооруженных Сил и т.н. «русской партии» «Красная Звезда» и «Комсомольская правда», тогда даже причисляли Францию к странам «национально-освободительного движения» (второго, после «международного коммунистического и рабочего движения», глобального партнера СССР). Однако общее господство марксистских, левокоммунистических сил внутри самой КПСС связало Советским Вооруженным Силам руки и не дало возможности хотя бы на уровне маневров поддержать Францию в 1968 году, после чего – особенно когда де Голль ушел – в этой стране все большее влияние приобретали силы, стремившиеся к строительству Единой Европы без и даже против России (причем не только в советской, но и гипотетически в любой форме). Именно тогда – а де Голль поплатился за поддержку не только СССР против США, но и арабских стран в «семидневной войне» – во Франции все более распространяются лжепророчества Нострадамуса, истолковываемые одновременно в антисоветском и антимусульманском ключе.

С другой стороны, по некоторым сведениям, и Советский Союз – в лице его именно военного, а не партийного руководства, то есть как раз тогда, когда во главе Генерального Штаба СССР, а затем и стран варшавского Договора стоял маршал Н.В.Огарков – после ухода и смерти генерала де Голля пытался выстроить геополитическую ось Москва-Берлин-Париж «с обратной стороны» и теперь уже иными, более адекватными изменившейся ситуации, способами. Согласно американскому исследователю М.МакГвайру, когда в 1970-1985 годах официальной военной доктриной СССР стало допущение возможности мировой войны без применения ядерного оружия – ее разработали Н.В.Огарков и генерал армии С.М.Штеменко еще при Хрущеве вопреки сопротивлению партаппарата во главе с самим Первым секретарем, а принята она была после успеха чехословацкой операции августа 1968 г. – «целью войны должно было стать полное изгнание американцев из Евразии и превращение ее целиком, включая, в первую очередь, коренную Европу, в сферу советской гегемонии». Одновременно речь также должна была идти о южных приокеанских платформах континента – то есть, об осуществлении планов Императора Павла в Индии и «вспомогательной битве за Китай» (Северный, то есть, монголо-уйгурский) – в точности по планам Петра Бадмаева, представленным Николаю II. Однако в обмен на все это притихоокеанские окраины Восточной Сибири могли быть отданы американцам как «наследникам европейской социальности» (с данным проектом, изложенным в книге M.McGuire, Perestroika and Soviet National Security. Wash., 1991, мы, к сожалению, не имели возможности ознакомиться в подлиннике и излагаем его по книге «Россия перед Вторым Пришествием», т. II, М., 1998). В последнем, впрочем, можно сомневаться, поскольку также принятый к действию Большой Океанический Проект адмирала С.Г.Горшкова, в рамках которого советский Океанский Флот должен был получить господство прежде всего над тихоокеанским регионом, не оставлял места для американского господства над Восточной Сибирью. Впрочем, военно-политическая «маскировка», мастером каковой считался маршал Н.В.Огарков, могла иметь место, и именно такие маневры давали возможность тогдашнему руководству Китая развернуть в «третьем мире» пропаганду о «сговоре двух сверхдержав по разделу сфер влияния». Если такой план в действительности существовал, то он типологически был сходен с движением гуннов и монголов «к последнему морю», каковым стал также путь русской армии в 1813-14 гг., так и не приведший, по определенным причинам, которые здесь не время и не место обсуждать, к окончательному имперскому объединению Евразии.

Разумеется, в планы Советских Вооруженных Сил – быть может, потому они и были отвергнуты руководством КПСС – не входило установление идеологической гегемонии марксизма. Руководство Советской армии, как пишет Жан Парвулеско в своей новой книге «Владимир Путин и Евразийская Империя», «не верило в марксизм, но готово было его использовать в интересах экспансии». Скорее всего, ставший более ненужным, он был бы вовсе отброшен, а в руководстве партии осуществлена «ротация элит» уже под военным контролем. Впрочем, видимая – подчеркнем это – история сослагательного наклонения, действительно, не имеет.

В то же время с точки зрения геополитики действительно не важно, кто и как устанавливает изначально заданные конфигурации пространства; важен сам факт такого установления, неотменимо избирающего своим орудием того, кто на это способен.

Империя есть неотменимая судьба Великого Континента, хотим мы этого или нет. Тот факт, что слово «Империя» произнесено сегодня либеральным, официозным, глянцевым журналом «Итоги», свидетельствует об одном: Империя неизбежна. А потому остается только один вопрос: кто и как будет ее строить?

Сегодня совершенно очевидно, что советская перестройка была затеяна только для того, чтобы предотвратить путь СССР «к последнему морю». Предотвратить имперское движение с востока на запад – посолонь – и начать движение в противоположном направлении – противосолонь. То есть геополитически осуществить литургически заданное в середине XVII века церковной реформой. Вспомним: о.Павел Флоренский писал: «Мip держится на закрепках литургических». Геополитика в глубине своей есть расширяющийся пространственный отблеск литургии.

Движение НАТО на Восток, на самом деле, началось во времена Царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона. Наша задача – развернуть все в обратном направлении. Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять, – как поет Церковь в день Крещения Господня.

Сегодня, когда СССР и советской мощи, увы, более нет, вопрос об имперском объединении Великого Континента, повторим, никоим образом не снят с повестки дня, поскольку геополитические трансформации вообще происходят по объективной, не зависящей от политической конъюнктуры, логике. Однако сегодня он может быть решен только мирным путем, на основе федеративных и конфедеративных объединений (на самом деле, по образу Пакта Молотова-Риббентропа 1939 г.). Кризис фактически созданного европейскими левыми и американцами Евросоюза в его современном виде дает в этом смысле уникальный шанс. Имея в виду сказанное выше, приходится признать, что сегодня имперское великоконтинентальное движение – взаимно мирное – может осуществляться встречным образом – как посолонь, так и противосолонь. Метафизически и литургически это означает осуществление принципа Единоверия, установленного Великим Императором Павлом. Встречное движение вместе с движением солнца образует спираль. Пророческую спираль, о которой писал Жан Парвулеско.

Здесь начинаются наши принципиальные расхождения с позицией журнала «Итоги», согласно которому «если ЕС превратится в жестко интегрированное ядро (примерно повторяющее очертания империи Карла Великого) и периферию, где действует лишь зона свободной торговли, Москва вполне могла бы присоединиться к последней». Очевидно, что либералы, чьим рупором являются «Итоги», сознательно отдают собственной стране роль периферии. Так происходит их «оседлание» неизбежного имперского процесса, его искажение, подобное тому, о каком мы уже говорили выше, но в иных условиях. Империя Карла Великого, и в те далекие времена антиправославная, антивизантийская и антиславянская и по большому счету антимонархическая, антисакральная – Каролинги-Пипиниды были всего лишь мажордомами у уничтоженной ими легитимной династии – конечно же, нам не нужна. Здесь мы расходимся даже с Жаном Парвулеско, также полагающим за основу Евразийской Империи «каролингский полюс». С геополитической – и сакрально-духовной – точки зрения полярным центром, стягивающим как европейскую имперскую ось Париж-Берлин-Москва, так и «азиатский веер» Москва-Тегеран, Москва-Дели, Москва-Токио, может быть только Москва.

Легко предвидеть все имеющие возникнуть по этому поводу возражения. Прежде всего, наше ужасающее экономическое положение, вымирание русских, засилье антинационального капитала, все то, о чем совершенно справедливо говорят коммунисты и «Родина», зачем-то вступающая при этом в Социалистический Интернационал. Да, да, тот самый… Но вспомним – в России исторический разворот всегда наступал в минуту, когда, казалось, потеряно все – Гитлер под Москвой, Наполеон в самой Москве, как и поляки в 1612 году. Парадоксально, но только сверхзадача – подобная мировой коммунистической революции в 20-е годы, но, конечно, иного, противоположного порядка – оказывается ключом, отворяющим двери и к динамическому внутреннему развитию. Индустриализации, если угодно.

Во всяком случае, слово «Империя» произнесено. Произнесено не нами. Вызов брошен. Предстоят «действия мирового значения».

Какой же все-таки быть новой, последней имперской идеологии, идеологии Империи Конца? В конце времен можно или все потерять, или все обрести. Обрести сразу все и одним броском. «В планетарном масштабе». Последняя Империя в конечном счете не может не иметь высшей идеологической цели: освобождения от современного мира, на данный момент воплощенного в атлантизме и глобализме, и вменение в ничто его князя – Князя века сего

В первой части данной статьи мы говорили о том, что кризис и внутреннее разделение в Евросоюзе неожиданно открывает путь к совершенно новой по своей политической природе Евразийской Империи, и Россия обязана воспользоваться возникающей возможностью. Цитаты из журнала «Итоги» взяты из статьи Светланы Суховой и Константина Угодникова «Евроимперия» (21 июня с.г.).

Несомненно, никакого отношения к Империи Карла Великого и Каролингов, при восстановлении подобия которой России действительно может быть уготована только роль «периферии, где действует лишь зона свободной торговли», а на самом деле политический режим тотальной зависимости от Европы – что в свое время, хотя Каролингов тогда уже не было, как раз отверг святой князь Александр Невский, предпочтя союз с Ордой, – новая Евразийская – или, на первом этапе, «евророссийская» Империя иметь не может. Формула «Европа от Атлантики до Урала» для России неприемлема; от Атлантики до Тихого океана – совсем иное дело. Империя может выступать на мировой сцене как политико-историческое продолжение одновременно византийско-российского (от святого Константина до Сталина) и европейского (от Меровингов до Гогенштауфенов) имперостроительства, и только в ее рождении может найти оправдание и преображено-расширенное «поворачивание вспять» того, что было, по словам Президента Путина, «геополитической трагедией» – распада СССР. Ибо в геополитическом отношении такая Империя окажется наследницей Советского Союза без единственной подлинной, а не надуманной, ущербности последнего – внутренней порабощенности антисакральной и антигеополитической «классово-формационной» идеологией марксизма.

Как сам Советский Союз наследовал Российской Империи, Российская Империя – Московскому Царству, а Московское Царство сразу трем политико-историческим субъектам – Киевско-Новгородской Руси Рюриковичей, Византийской Православной Империи и евразийской Золотой Орде. Легко видеть, что смерть каждого из этих политических субъектов означала затем его возрождение. Увы, именно возрождение, а не воскресение, поскольку каждая следующая – более высокая в геополитическом отношении – стадия оказывалась в то же время ниже на духовной лествице, но также и на сакрально-государственной: от «безмонетного» государства Рюриковичей, когда само хозяйство обезпечивалось ценой «безценной» крови первой династии, к теократическому (не путать с «иерократией» латинства) Московскому Царству, затем к «полусакральной», «синодальной» Империи Романовых и формально атеистическому СССР.

Россия одновременно шла и вверх, и вниз, и расширялась и нисходила во ад. В этом смысле период «демократической России», темные сумерки «СНГ» не могут не быть рассматриваемы как политико-историческая синкопа, после которой или все погибнет, или все восстановится. Можно или все потерять, или все обрести. Следовательно, если России как империи суждено возродиться, она неожиданно окажется простертой от Океана до Океана. «Монарх не имеет ничего, что он мог бы желать, ведь его юрисдикция ограничена лишь Океаном», – писал Данте в трактате «О монархии».

Таким образом, геополитика как бы внезапно, как бы ex nihilo, но на самом деле вовсе не из ничего, а из смерти прежнего, из «воронова крыла» «чернее черной черни» должна родиться – а ей не дают родиться, ибо, как писал Тютчев, «все богохульные умы, / все богомерзкие народы / с глубин восстали царства тьмы / во имя света и свободы (выделено нами – В.К.)». Новая Империя, если угодно, СССР-2, которая станет третьим полюсом, наряду с США и Китаем, мирового политического противостояния. Вместо СССР и неизмеримо более, чем СССР.

«Светская монархия, называемая обычно империей, – писал Данте, – есть единственная власть, стоящая над всеми властями во времени и превыше того, что измеряется временем. Совершенно очевидно, что если Империя все-таки родится, то «богохульные умы» и «богомерзкие народы» – а именно таковые составляют сегодня все целиком «царство количества», будут стремиться перехватить, захватить, узурпировать, пародировать и низвергнуть именно ту область – если так можно выразиться – каковая находится «превыше того, что измеряется временем». Если Империи суждено быть Последней Империей, «Империей Конца истории и того, что по ту сторону конца истории» (Жан Парвулеско), то речь идет, прежде всего, о том, чтобы духовная инволюция, сопровождавшая прежде геополитическое расширение России, не стала необратимой. Вновь и вновь – о том, чтобы «повернуть воды Иордана вспять».

На чисто политическом – сниженном – языке можно сказать, что речь здесь идет об идеологии. На это обращают внимание и «Итоги»: «Все современные империи (разве только современные? – В.К.) были построены на идеологической основе. Иными словами, на великой объединяющей интернациональной идее. А любая великая идея должна прямо или косвенно призывать к установлению мирового господства. Для Советского Союза на заре его образования таковой была мировая революция, трансформировавшаяся в экспорт социализма в другие страны. Для США – распространение американского образа жизни и ценностей – от биг-мака до Голливуда. А что движет Евросоюзом? Отвергнутая конституция ответа на этот вопрос не дает. Объединительная идея просматривается пока одна: наличие внутреннего врага в лице дешевой восточноевропейской рабсилы (хотя в условиях перманентной конкуренции с Америкой логичнее было объединиться против врага внешнего)».

Осторожно поставленные «Итогами» скобки мы раскрываем. Что сказано, то сказано. Сказано не нами. Мы со своей стороны вправе говорить дальше.

Сегодня Америка побеждает – временно! – не потому, что она в техническом, экономическом и военном смысле сильнее остальных, хотя и этого, конечно, нельзя сбрасывать со счетов. Она побеждает, прежде всего, потому, что имеет четкую, внятную и осмысленную в своем роде идеологию, в распространении которой по всему миру видит свою миссию. Это идеократическое государство, полностью перехватившее идеократический и тоталитарный инструментарий от побежденного им Советского Союза как трофей «холодной войны». Только такие государства способны побеждать. Разумеется, идеология Америки, за которой, конечно, стоит всего лишь план политического и военного господства, формально отличается от идеологии советской – всеобщее царство демократии и рыночной экономики, каковых, впрочем, в самой Америке давно нет. Однако это именно только формально. Как писал Максимилиан Волошин, «Истории потребен сгусток воль, / партийность и программы безразличны». В то же время для судьбы самой идеологии ее содержание далеко не безразлично. Оказывается, что идеология США есть на самом деле идеология самой Европы на протяжении, по меньшей мере, двух с лишним веков (со времен Французской революции), а на самом деле значительно более – ее зачатки мы находим уже в теократической утопии блаженного Августина и «Утешении философией» Боэция, в западном «христианском персонализме», антиимперском пафосе «Золотой Легенды», республиканизме гвельфов и Habeas Corpus Act’e, не говоря уже, конечно, о Реформации со всеми ее последствиями.

Сегодня, видя саму себя в зеркале Америки, Европа начинает ужасаться, а это и есть конец Америки. При этом внутренняя сецессия – декапитация – Европы в перспективе ее вхождения на правах «внутреннего царства» (но не по образу империи Карла Великого, а по образу Regnum Sanctum Хлодвига I) – в Евразийскую Империю, «Третий Рим», точно так же, как царство «Августа» Хлодвига входило в состав «Второго Рима», Византийской Империи, должно начаться именно с идеологического разделения души и духа. Такую сецессию, впрочем, уже произвел сам Жак Ширак, заявивший (в связи с проблемой ношения мусульманками хиджаба в учебных заведениях) о том, что Франция – «светское государство, история которого начинается не, как некоторые думают, с Хлодвига и Жанны д’Apk, а с Великой революции 1789 года». Это заявление, подобное пропаганде Горбачева и Яковлева о том, что «мы родом из Октября», оказывается, так или иначе, самоприговором всей системе Евросоюза.

На самом деле чтобы противостоять США – разбить «кривое зеркало» – Европа не может не отбросить т.н. «европейские (антиевропейские!) ценности 1789 года». Далее, скорее всего, как писал в книге «Проект “Eвразия”» А.Г.Дугин, «Созвездие политических и идеологических моделей, альтернативных либерализму, вероятно, постепенно спрессуется в новую идеологическую конструкцию, которая станет общей платформой для революционной оппозиции «новому мировому порядку» в планетарном масштабе».

Не случайно некоторые католические круги (в Польше, Ирландии, Италии, да и в самой Франции) объясняют крах Евросоюза изначальным отказом включить в его Конституцию упоминание о христианских ценностях как базовых для Европы. Отчасти соглашаясь с этим, не можем не задать в то же время вопрос: о каких «христианских ценностях» идет речь? Ведь уже и то Высокое средневековье, те «священные камни», которые мы-то как раз и любим в Европе, как уже было об этом сказано, несли в себе ее темного двойника – Америку.

Задавая вопрос о «христианских ценностях», мы как раз и прикасаемся к проблеме «власти, стоящей над всеми властями во времени и превыше того, что измеряется временем» (Данте).

Для Востока – и вообще «традиционного» мира – и Запада – и вообще «современного» мира – отношение к самой категории времени противоположно.

О сакральном времени о.Павел Флоренский писал: «Время должно быть ритмически расчленено, чтобы сознаваться временем. Тогда только время может быть рассматриваемо как единое. Но расчленяющие его сроки (??????) не были бы таковыми, если бы они были только сроками времени как однородной среды (выделено нами – В.К.), т.е. если бы не были качественно индивидуализированными, качественно своеобразными, каждый по-своему. Каждый срок должен быть единственным в своем роде, предельно своеобразным <…> Время, чтобы быть, должно быть пронизано началом вышевременным, сеткою вечности, дающую нам не плыть с временем и тем перестать замечать его, а стоять над временем и поэтому сознавать его текучесть». («Философия культа»).

Иными словами, в «сетке вечности» время является множественным и нелинейным (чем, кстати, оно отличается также и от чисто циклического «внеправославного», «языческого» времени). Так понимал время Православный Восток от Оригена (к сожалению, допускавшего в этих вопросах крайности) до Отцов-каппадокийцев.

Время Запада – и современного мира – течет принципиально иначе. Оно берется «как основная категория, причем одной из характеристик этого понятия считается его однородность, его универсальность. Из этого вытекает представление о единстве истории <…>» ( А.Г.Дугин. Основы геополитики, кн. 2, гл. 1, «Пространство и бытие»).

Основы западного, линейного понимания времени заложены еще в труде блаженного Августина «О Граде Божием» с его строгим, абсолютным разделением мира на град праведности и град земной, падший, под водительством Церкви (Римской) идущий вперед, к чаемому и желанному первому. В ходе последующей секуляризации «отсечение» неотмирности этого Небесного Града с неизбежностью рождает безконечное линейное движение к ускользающему будущему. Это путь Запада от Августина к Жаку Аттали (с его «взвесью» «общества новых кочевников»).

Греческий текст Символа Православной веры о Царствии Божием гласит: o? ??? ????????? ??? ????? ?????, что буквально переводится как «нет и не будет конца» (т.е. буквально – цели движения). Это в точности соответствует представлениям о времени как подвижном образе вечности, способном приобретать грани и индивидуальные черты. Кстати, о.Павел Флоренский указывает, что каждый срок в сакральном смысле должен быть «заполнен лицом, его характеризующим». В истории это и есть сакральный Царь, Император, в месяцеслове (который разбирает о.Павел – святой дня). На Руси в древнем прочтении Символа веры эти слова произносились – и сегодня произносятся старообрядцами и единоверцами – как «Егоже Царствию несть конца». Переход катехонической миссии от павшей Византии к Московскому Царству в то же время означал промыслительную радикализацию нелинейного понимания времени – в силу самого по себе русского прочтения Символа веры. «Уловленное в сеть» время само оказывается пленено катехоном, «удерживающим ныне». «Выпустить время на свободу» – и есть открыть дорогу «духовному волку», антихристу и его анти-царству, анти-империи. Однако именно это и произошло в ходе церковно-литургической реформы XVII в., когда «несть конца» было заменено на «не будет конца». Сакральное измерение времени было открыто в неопределенно-будущее состояние»; «волк духовный», или «волк мысленный» выпущен на свободу. По мере вытеснения не только сакрального, но и простого религиозного измерения такое время становится «дурной безконечностью», порабощенной идеей «прогресса». Время бывшей «Святой Руси», «града ограждения» было соединено с линейным временем Запада, после чего и календарные реформы Петра I стали неизбежны. Именно литургическая реформа сделала Россию частью модернизируемого – не в техническом, а в духовном смысле – мира. «Абсолютизация времени породила особую идею пространства, выстроенную по аналогии со временем. Это – «современное пространство» (А.Г.Дугин. «Пространство и бытие»). Это и было началом «глобализации».

Вместе с тем сохранение Церковных таинств и Царского (Императорского) чина – при всей сакральной усеченности последнего – все же означало, что полного разрыва с традицией, со святой Русью не произошло. В этом отличие нашего ( единоверческого ) подхода от старообрядческого. Тем не менее, следует признать: литургическое время новообрядной Церкви отныне соединилось и «склеилось» со временем Церкви Римо-католической, а историческое время Российской Империи – с историческим временем европейских монархий – прежде всего Французского королевства, уничтоженного в 1789 году, и Священной Римской Империи Габсбургов, уничтоженной в 1918 г. Собственно потому-то Россия и вошла после Петра I в «концерт европейских монархий» и вместе с этим концертом рухнула. Однако на самом деле – если рассуждать с точки зрения сакрального пространства-времени – оказывается, что потеряно не все. Ввиду того, что таинства Греко-Российской Церкви оставались действительны, в то время как действительность их в Римо-католицизме, с нашей точки зрения, более чем сомнительна, мы можем говорить о том, что перед нами некий «сакральный круг». Центр – Древлее Православие русского обряда, прежде всего, учрежденное Императором Павлом Единоверие, пребывавшее таковым невидимо, вопреки «маргинальности» его положения в социуме, а также те старообрядческие согласия, которые сохранили преемство и таинства. Оказывается, что все это время «старый обряд» в целом сохранялся как задание на будущее, как зародыш, брошенный в черную землю с тем, чтобы когда-нибудь стать – видимо или невидимо – квинтэссенцией, «пятой сущностью» Имперской веры. При этом на определенное время промыслительно сохранялась – и отчасти сохраняется до сих пор – следующая иерархия: «ближняя периферия» – Греко-Российская Синодальная Церковь – и «дальняя периферия» – Римо-католицизм. На самом деле они имеют более общего меж собою, чем каждая в отдельности с Древлим Православием, пребывающим в своего рода «полусокрытости», «полупроявленности» и даже социальной униженности. Греко-Российское Православие, равно как и Римо-католицизм, оказываются «обращены к истории и в историю» – а, следовательно, и призваны ее окончить. Древлее же Православие как раз и пребывает в истории и по ту сторону истории, «по чину Мелхиседекову». Такая структура в точности соответствует структуре сакрального и исторического времени в толковании о.Павла Флоренского: «В истории выделяется священная эра – своею эпохою, т.е. началом счета времени. Если пространство расчленено рядом отслаивающих одну часть от другой перегородок, то время – рядом временных же образований, ритмически объединяющих одну часть священного времени от другой, более священной. Ряд запретительных мер принят для того, чтобы уединить времена священнейшие от священных, а священные от мирских, мирские же – от греховных. В сущности, вся служба, во времени рассматриваемая, есть система таких слоений временных» («Философия культа»).

Такое членение открывает путь к неэкуменическому и даже антиэкуменическому взаимодействию Православия и Католицизма в рамках Последней Империи, Евразийской Империи Конца. Взаимодействию без какого-либо слияния, о котором мечтали и мечтают европейские сторонники Империи, исходящие из формулы Арнима Мёллера вен ден Брука «Есть только один Рейх, как есть только одна Церковь». Церковь действительно одна, но это ни в коем случае не предполагает уничтожения «ритмических отъединений» и «запретительных мер». Сакральные времена, в которых пребывают преподобный Сергий Радонежский и, скажем, Тереза Авильская или, тем более, Мария Алакок, несоединимы.

Именно в силу описанной сакральной иерархии истинным центром Империи – помимо геополитических причин – может быть только Москва – Третий Рим, ибо «четвертому не быть». Об этом мы уже говорили, и это не подлежит никакому сомнению. Остальные направления – в том числе европейское «Париж-Берлин» – сохраняют свою полную автономию.

Когда в свое время Император Павел предлагал Папе Римскому предоставить убежище в Полоцке, он ставил себе целью не «соединение Церквей», но демонстрацию того, что сам по себе Имперский принцип находится превыше церковных разделений. Данте в трактате «О Монархии» писал, что Бог через ангелов совершал, совершает и будет совершать многое, что наместник Божий, преемник Петра, совершить бы не мог». Для православных «преемниками Петра» и других апостолов – в равной степени – является вся церковная иерархия, а не Римский престол. Ангел же по-древнееврейски звучит так же, как и царь – melekh. Империя, таким образом, имеет иную природу, чем историческая Церковь, но она таинственным образом соединена именно с вневременным, вечным и незримым сердцем Церкви. Так Император Павел получил при венчании на царство от старообрядцев икону Архангела Михаила – «Ангела Грозного Воеводы», как он именуется в каноне, составленном Царем Иоанном Васильевичем Грозным – а в домовой церкви в Михайловском замке служили по древнему чину.

Обратим внимание на формулу, с которой и сами Римские Папы в древности обращались (до отпадения Запада) сначала к Меровингам, а затем и к Каролингам, на что обратил внимание Юлиус Эвола: “Melchisedek noster, merito rex atque sacerdos, complevit laicus religionis opus” («Наш Мелхиседек, царь (король) и жрец, осуществляет светские и религиозные обряды»).

На самом деле имперская природа мышления и верования нового Папы Римского Бенедикта XVI может быть проверена по тому, насколько он окажется способным – в отличие от предыдущего Папы – не вторгаться в отделенные, запретные области. Политико-юридически это означает – соблюдать все границы и пределы, положенные Богом через историю. В актуальном контексте речь идет об Украине и самой России. Иоанн Павел II, занимаясь миссионерством и прозелитизмом, проявлял в этом такую же гвельфскую, антиимперскую природу Ватикана, как и в доставившей ему такую популярность на Западе – и в среде дегенеративной «христианской интеллигенции» в России – деятельности по разрушению СССР и Восточного блока. Но если новый Папа поймет неизбежность имперской политики, неизбежность Империи, он тем самым восстановит все пребывающие ныне в спящем состоянии сакральные потенции, которые все же есть в Римо-католицизме, наследующем ветхозаветной «религии истории», а потому имеющем свою собственную историческую миссию – завершение истории.

Каковой же тогда все-таки быть новой, последней имперской идеологии, идеологии Империи Конца? Московское Царство ставило своей задачей ограждение от ересей, хранение чистоты Православия, Империя Романовых и Советский Союз – в их «очищенном», дистиллированном, лишенном отчуждающее-бюрократических взвесей качестве – освобождение Царского Града в первом случае и освобождение труда от капитала во втором. На самом деле ни одна из этих идеологических целей выполнена не была. Но мы уже говорили: в конце времен, в самом конце можно или все потерять, или все обрести. Обрести сразу все и одним броском. «В планетарном масштабе». Последняя Империя в конечном счете не может не иметь неизмеримо высшей идеологической – метаидеологической – цели: освобождения от современного мира, на данный момент воплощенного в атлантизме и глобализме, но на самом деле составляющем все «концентрационную вселенную», «царство количества», власть времени и вменение в ничто его князя – Князя века сего.

Статья опубликована на сайте "Правая Ру " 01.07.2005 г.

Текст размещен на сайте с согласия автора.