Александр Неклесса

«ЭКОЛАР»: КОМПЛЕМЕНТАРНАЯ СТРАТЕГИЯ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ОРИЕНТАЦИИ РАЗВИТИЯ ДЛЯ АФРИКИ И МИРА

В 1988 г. в Синергетической лаборатории НТО «СИНЛА» автором была разработана стратегия экологически ориентированного развития «ЭКОЛАР» (Ecologically Aimed Redevelopment, ECOLAR) для кризисных районов Юга (прежде всего для Африканского континента) в условиях «информационной революции» и наметившегося кризиса индустриального общества1. «Проект ЭКОЛАР» в 1989 г. был зарегистрирован в Лондонском институте социальных изобретений (создание системы «экополисов» и экологически ориентированная конверсия вооруженных сил). В том же году он обсуждался на V Всесоюзной конференции африканистов СССР, а в 1990 г. некоторые позиции проекта вошли в материалы Глобального форума за выживание человечества. Однако последующие события в России отодвинули на второй план содержавшиеся в нем рекомендации, за исключением, может быть, идеи создания министерства по чрезвычайным ситуациям, которая была реализована и доказала свою полезность. Документ несет на себе печать времени, однако, как нам представляется, не все его положения утратили актуальность, и спустя полтора десятилетия в условиях современной России ряд их неожиданно обретает новое звучание2.

Экологически ориентированное развитие

От Нового времени к Новому миру. На рубеже третьего тысячелетия в ходе охватившей планету глобальной революции происходят фундаментальные сдвиги в социально-политической и экономической областях, кардинально меняется облик человеческого сообщества. В процессе структурной перестройки мировой экономики, активизации социальной динамики, нарастания интеграции (и одновременно, и параллельно локальной архаизации) меняются привычные очертания сложившихся «социальных континентов» — основных группировок стран, разделенных социально-политическими и экономическими границами. Обозначился глубокий духовный кризис современного общества. Кажется, дала трещину сама парадигма Нового времени — ставка на безграничные возможности индустриального развития и социального прогресса, вера в способность человека эффективно обустроить свое земное существование.

С прекращением блоковой конфронтации, чреватой ядерным катаклизмом, растущие социальные и экологические неурядицы начинают осознаваться как часть общего кризиса развития, как своего рода «тихая война человечества», скрытая до времени более впечатляющими военно-политическими конфликтами. Тем не менее и в ней уже есть свои камбоджи и хиросимы: Чернобыль и Бхопал, Кыштым и Арал, образование первой в Европе барханной пустыни в Калмыкии и сокращение площади лесов в районе Сахеля, в бассейне Амазонки и в других регионах мира, расширяющаяся озоновая дыра над Антарктидой и нарастающая химизация продуктов питания, нехватка чистой питьевой воды и чистого воздуха, существование городов со стократным превышением предельно допустимых норм загрязнения окружающей среды и глобальные изменения климата (включая угрозу парникового эффекта). И наконец — брезжущий ужас генетической мутации (в том числе на «биополигонах», возникающих в местах экокатастроф, где уже сейчас фиксируются аберрации хромосомного типа с наличием сложных структурных перестроек).

Север. Развитие материальных устоев цивилизации, основанной на идее экспансии техносферы, — доминирования искусственной среды обитания над природой при перманентном экономическом росте — привело к серьезной коллизии — активному противостоянию человека и природы, обозначив угрозу исчерпания ресурсов биосферы. При этом необходимость поддержания высокого уровня комфортности на части территории Земли, целенаправленное формирование «общества потребления» как средства реализации права личности на максимально удобные условия существования и независимость обусловили интенсификацию нагрузки на окружающую среду и в других районах мира, подрывая уровень экологической безопасности всей планеты.

Постепенно сформировались два диаметрально противоположных взгляда на выход из создавшейся ситуации: «экологический консерватизм», налагающий жесткие ограничения на развитие промышленной сферы, подвергающий сомнению саму правомочность ее существования, и «сверхиндустриализм» (отчасти проявляющий себя в концепциях информационного общества), делающий ставку на прорыв современной экономики в постиндустриальный мир, где предположительно в значительной мере снимается острота создавшейся ситуации.

Промышленно развитые страны на наших глазах трансформируются в некое новое сообщество, экономика которого обладает ярко выраженными особенностями. Это наукоемкость; капиталоемкость; преимущественное развитие энерго- и ресурсосберегающих видов производств, технологий и продукции, включая масштабную индустрию услуг; высококвалифицированная рабочая сила; высокая степень экологической защищенности3. В этом сообществе закладываются основы постиндустриального мира, что, в частности, выражается в преобладании нематериального («невещественного») производства над материальным (в США в начале 80-х годов XX в. их соотношение в структуре ВВП составляло приблизительно 7:3)4, а также во все возрастающем вовлечении людей в сферу интеллектуального труда, прямо реализующего статус человека как главной производительной силы общества.

В результате на планете формируется глобальная сеть информационно-коммуникационных структур, в свою очередь стимулирующих развитие современной электронной промышленности, информационной и научной индустрии, образовательных систем, направленных на раскрытие интеллектуально-творческого потенциала личности и т.п.5. Таким образом постепенно очерчивается «дальний горизонт» формирующегося информационного общества, когда доминантой развития, базовым стратегическим ресурсом должна стать все-таки не информация сама по себе, а креативный потенциал личности, обеспечиваемый интенсивным развитием систем образования и воспитания, новой медициной (включая профилактическую), а также многопрофильным мониторингом окружающей среды. В свою очередь, креативный ресурс человечества является основой комплексной интеллектуальной индустрии, источником новых технологий.

Движение в направлении постиндустриального сообщества стимулирует развитие эколого-экономических реалий и отношений. Об экологическом переустройстве индустриального общества в последнее время много и предметно говорится в программных выступлениях видных политиков. Лица, стоящие у руля власти, обсуждают вопросы об экологическом развитии рыночного хозяйства, рассматривают и реализуют конкретные проекты в этом направлении. В результате экология начинает осознаваться и оцениваться как экономическая категория. (В Германии, например, с начала 90-х годов намечено введение новой модели эколого-экономической отчетности, включающей такой показатель качества окружающей среды, как «экологический социальный продукт». «Окружающая среда, — заявил руководитель статистического ведомства этой страны, — является экономическим богатством, которое нельзя исключать из подсчетов».)

В процессе своего становления новые социально-экономические структуры вступают в разнообразные, в том числе конфликтные, и симбиозные отношения с традиционными группировками индустриального, энергетического, военно-технологического, а также торгово-финансового комплексов. Влияние экономического императива постепенно перерастает национальные границы, инициируя создание транснационального сообщества, основанного на интенсивном использовании информационно-креативных технологий.

Юг. В 80-е годы XX в. «третий мир» практически перестал существовать как единое целое, распавшись на «двухсполовинный мир» (т.е. «второе поколение индустриальных государств», включающее прежде всего страны, расположенные в Азиатско-тихоокеанском регионе, а также ряд нефтедобывающих стран и отдельные государства Латинской Америки) и на «четвертый мир» со стагнирующей экономикой (к которым принадлежит большинство государств Тропической Африки)6. Попытки стран последней группы развиваться по индустриальному пути подчас имеют следствием усиление экономической, социальной и финансовой дезорганизации общества, иногда достигающей масштабов национальной катастрофы7.

В целом же разрыв между полюсами высокотехнологичного сообщества и «четвертого мира» не только не сокращается, но даже увеличивается, переходя из области экономического неравенства в сферу структурных, качественных различий. Происходит трансформация стран Юга либо в перманентные природно-сырьевые анклавы глобальной экономики, либо в своего рода «кухонные филиалы» мирового хозяйства, которые по своим базовым характеристикам являются перевернутым отражением экономики развитых стран. Иначе говоря — экономикой морально устаревшей, требующей относительно низких капиталовложений; энерго- и материалоемкой, экологически несбалансированной, трудоемкой, причем ориентированной на использование преимущественно неквалифицированной рабочей силы.

Подобное развитие событий затрагивает все человечество, являясь существенным фактором социально-экономической, политической, экологической и даже военной нестабильности. В условиях нарастания кризиса правящие круги подчас склонны прибегнуть к военно-силовым авантюрам с целью хотя бы временно снять социальную напряженность (вспомним ситуацию в Аргентине, приведшую к войне за Фолклендские острова). Кроме того, перманентная фрустрация общества приводит к появлению феномена «ползучей нестабильности», которая в тех или иных формах разлагает часть государств Юга, угрожая превратить их в некую парацивилизационную реальность.

«Деградация окружающей среды, которую поначалу рассматривали в основном как проблему развитых стран и побочный продукт процветания, стала проблемой выживания для развивающихся стран, — констатируется в докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию. — По сути, это часть нисходящей спирали взаимосвязанного эколого-экономического упадка, в которую оказались вовлеченными беднейшие страны мира... Несмотря на официально провозглашаемые всеми сторонами призывы и надежды, в настоящее время нет надежно очерченных путей, программ, политических решений, способных действительно уменьшить растущий разрыв между богатыми и бедным странами»8. Нищета «четвертого мира» является частью глобальной деградации окружающей среды, перманентной конфликтности, грозящей со временем перерасти в социально-экологический катаклизм.

Кризис развития, однако же, стимулирует и активный поиск различных рецептов преодоления или по крайней мере снижения его остроты. За последние десятилетия был разработан целый их спектр: от «социалистической ориентации» до теории «основных потребностей», от рецептов структурной адаптации до восточноазиатского «дивелопментализма». Рассматривался и оценивался опыт самых разных стран: от государств с активно трансформированной рыночной экономикой (например, Чили) до крупнейшей развивающейся страны мира — Китая. Однако несовершенство предложенных рецептов и способов преодоления поразившего Юг кризиса требует выдвижения новых нетривиальных теорий и моделей развития.

Ниже предлагается комплементарная стратегия развития — КСР «ЭКОЛАР», разработанная преимущественно для Африки и основывающаяся на необходимости отыскания адекватного ответа на специфический вызов, брошенный континенту как современным индустриальным, так и быстро формирующимся информационным сообществом.

Теоретической базой данной стратегии» является схема развития социума, построенная на основе понятия «базовый стратегический ресурс общества». Цель КСР — предложить сценарий вывода Африканского региона из той негативной, фактически тупиковой, социально-экономической ситуации, которая прогнозируется для него в рамках большинства моделей развития современной цивилизации.

Стимулом для достижения этой цели является императив снятия отчуждения Африканского континента от динамично развивающегося мирового сообщества посредством активного использования имеющихся позитивных факторов. Действительно, большинство рецептов развития региона носят схоластичный, формальный характер, они слабо сочетаются с африканской реальностью. Столкновение заложенных в них алгоритмов действия с традиционными социальными структурами нередко ведет к деградации последних и созданию псевдоевропейских химер, симулирующих деятельность своих прототипов9.

Приостановить процесс отчуждения и оптимизировать межрегиональные взаимосвязи представляется все же возможным, если выявить и актуализировать положительные (с точки зрения современной ситуации) характеристики африканского мира, например, другие формы взаимоотношений человека с окружающей средой. Прежде всего — это органичное для местной культуры стремление к поддержанию биосферного баланса, а также особенности традиционных культур, их огромный и до конца не востребованный современным обществом потенциал.

Все это позволило бы перенести акцент с деформирующих африканское общество попыток копирования западного образа жизни, усвоения стереотипов «общества потребления» на укрепление особой роли Африки, оригинальных, уникальных возможностей континента в мировом контексте. Преобразование специфичности в преимущество является ключевым элементом данной стратегии, позволяющим гармонизировать отношения региона с окружающим миром.

ЭКОЛАР I. КСР содержит четыре уровня комплементарности, сопрягающих решение локальнных проблем кризисных зон с процессом формирования на планете новой цивилизационной ситуации.
На первом уровне реализации стратегии экологически ориентированной перестройки предполагается, наряду с использованием уже апробированных методов стабилизации положения на континенте, приступить к созданию в ряде стран с учетом экологической ориентации африканской цивилизации особой социоэкономической реальности — системы «экополисов» (ecological loci areas/areolae, ECOPOLI). Ее модули посредством соответствующей информационно-коммуникационной инфраструктуры объединялись бы как друг с другом, так и с аналогичными островами постиндустриальной культуры, возникающими в прочих регионах Земли. Такие образования, взаимодействуя с окружающим миром, создавали бы локальные «зоны стабильности», обеспечивая определенный круг производственной активности (включая, например, сельскохозяйственную), представляя одновременно альтернативный источник денежных доходов для местного населения.

Подобная система локально-глобальной конфигурации содержит своего рода семена экономики и социальных структур принципиально нового типа («экогены будущего»), оптимально сочетающих ценности и потенциальные возможности традиционных культур с эколого-экономическими и высокотехнологичными комплексами Нового мира (наподобие существующих и возникающих в США, Японии, Франции и других местах). В результате в отдельных районах континента начали бы формироваться сегменты глобальной сети, представляющие амальгаму трибалистских, коммунальных, образовательных, научных, рекреационных поселково-городских (кампусовых) структур, т.е. своего рода «брачный союз африканской деревни и Силиконовой долины».

Конкретное социоэкономическое содержание экополиса — синтез четырех векторов конструктивной деятельности, в сумме представляющих собой целостную систему.

1. «Эгоэкономика», или экономика рекреации, социальной защиты и реабилитации человека, включающая снятие последствий физических и психологических травм, гармонизацию внутренней жизни с использованием благоприятных природных условий, помноженных на современный социальный, коммунитарный и технологический опыт, развитие профилактической медицины и т.п. В рамках этого направления предполагается создание инфраструктуры для периодического проведения мероприятий, связанных с рекреацией, отдыхом, шоу-бизнесом, спортом. В случае эффективного функционирования системы возможно привлечение значительных средств из пенсионных фондов и страховых касс в отдельные регионы «третьего мира» для прямого финансирования соответствующих объектов: детских и юношеских центров, Диснейлендов; пансионатов, в том числе для пенсионеров; санаториев и больниц, использующих конвенциональные и традиционные методы лечения и восстановления; специальных гуманистически ориентированных поселений для людей, имеющих серьезные физические и психические недостатки, а также для социально дезадаптированных лиц (наркомания, делинквентность и т.п.).

Ресурсы подобной структуры могли бы возрасти и за счет создания «альтернативной пенитенциарной системы» (АПС—ALPENS), свободной от специфических психотравмирующих факторов, присущих традиционной системе, и ориентированной на прямое вовлечение причастных к ней людей в конструктивную деятельность. АПС предоставляла бы некоторой части правонарушителей возможность активного и добровольного (на основе принципа зачетов) участия в акциях по устранению отдельных последствий стихийных, а также антропогенных катастроф, образуя институт «благого наемничества» (benevolent mercеnaries), который может оказать позитивное влияние на личность. Действия подобных формирований соотносились бы с отдельными акциями организаций типа «корпуса мира», обратив их внимание на отверженных из собственных стран (внутренний «четвертый мир» промышленно развитых стран).

2. «Эндоэкономика», стремящаяся к углубленному познанию человека, раскрытию и использованию его потенциальных возможностей, в том числе различных форм саморегуляции, резервов нейрогуморальной системы (особенно имунной и гормональной) активной психологии и терапии, нестандартной био- и психофизики, потенциала «пикового переживания» (peak experience), спортивных достижений и т.п. К этому направлению примыкает поиск и создание новых медицинских и парамедицинских (санитарных) средств и методик, а также существенное расширение спектра современных фармакологических препаратов. При этом должны использоваться опыт и возможности традиционных африканских культур с учетом современных достижений конвенциональной медицины и психологии.

В настоящее время человечество испытывает потребность в творчески мыслящих и активно действующих личностях, быстро реагирующих на меняющуюся обстановку, обладающих высокой психофизической устойчивостью, способных учитывать и оптимальным образом сопрягать большое количество разнообразных факторов. Существует также нужда в эффективных методах быстрого и массового снятия последствий физического и психического стресса, в создании современных систем коллективной психофизической реабилитации, воспитания и обучения. Перспективы и опасности освоения возможностей психотехники современным человеком далеко выходят за рамки сиюминутных нужд, прочерчивая горизонт постинформационного общества.

3. «Эврикономика», или экономика науки и искусств, реализующая интеллектуально-творческий потенциал человека, объединяющая в единое целое воспитание и образование, а также высокопродуктивную инновационную деятельность. Эффект частично достигается за счет интенсивного взаимодействия ряда восточных и западных традиций с возможностями и потребностями информационной революции. В рамках данного направления предполагается создание на базе «экополисов» (т.е. с оптимальным использованием их рекреационных и иных возможностей) дочерних филиалов учебных и научно-исследовательских учреждений, постоянно функционирующих центров по проведению полевых исследований, симпозиумов, совещаний, а также выездных образовательных классов, «летучих университетов» и т.п., объединенных коммуникационными сетями и предусматривающих постоянную ротацию сотрудников и студентов. Творческий потенциал личности может быть также успешно реализован в сфере искусства, представляющей одно из ключевых пространств постинформационного «креативного общества».

В мире не только стремительно растет спрос на актуальную информацию, но и ведется целенаправленный поиск «импакт-факто­ров» — плодотворных творческих идей. Трансформация глубинных основ современной науки теснейшим образом связана с превращением ее в непосредственную производительную силу, растущую отрасль постиндустриальной экономики. На первое место сейчас выдвигаются уже не столько традиционные требования теоретической неуязвимости гипотезы, минимизации использованных доказательств или даже устойчивости феномена в эксперименте. Новая ситуация формирует принципиально иной парадигмальный принцип — эффективность, утверждая под прежним названием «наука» некий новый, значительно отличающийся от прежнего социальный феномен.

Результаты исследовательской и инженерной деятельности (преж­де всего в области «зеленых технологий» и смежных высокотехнологических проектов) могут проходить апробацию и реализовываться на «пространстве стабильности» вокруг того или иного экополиса, который постепенно превращается в инновационно-промышленную и сельскохозяйственную лабораторию.

4. «Экоэкономика», или целенаправленная деятельность по интенсивной рекреации природы (не сводимой к ее консервации), подспудно связанная с мечтой о воссоздании на Земле «экорая». В условиях удорожания промышленного производства из-за ограничений, налагаемых состоянием биосферы, экономика рекреации природы («геотерапия»), имеющая глубокие корни в традиционной африканской культуре, может стать одним из важнейших направлений экономики будущего, особенно для стран Юга. Не исключено, что человечество ожидает непростой период конверсии плодов индустриально-промышленной фазы развития, ликвидации последствий многолетней борьбы с природой, антропо-техногенного загрязнения биосферы. Потребительское и даже хищническое отношение к экологическим ресурсам зачастую стимулировалось внерыночным и асимметричным характером их присвоения промышленной цивилизацией (во многом именно за счет «третьего мира»). «Экоэкономика» предполагает установление своеобразной «биосферной ренты», которая должна выплачиваться основными потребителями экоресурсов их производителям, что экономически стимулировало бы «зеленую промышленную революцию» в индустриальном мире.

Таким образом, «экоэкономика» тесно связана не только с консервативными тенденциями в экологическом сообществе, но и с потенциальными прорывными возможностями высокотехнологичной экономики, демонстрирующей способность творческого гения находить неординарные пути выхода из кажущихся неразрешимыми ситуаций.

В процессе поиска оптимальной формы социально-экономической организации Нового мира происходит апробация различных моделей и проектов. Экологизация условий существования, включая девальвацию стереотипа городской жизни, может, в частности, стимулировать переход к «архипелагным» формам организации социума (т.е. созданию некой совокупности экоанклавов, объединенных не столько физическим, сколько информационным пространством). Рождаются также схемы кардинального изменения привычных условий жизни (особенно в промышленных зонах), например, создаются объекты с тотально искусственной средой обитания замкнутого цикла, обеспечивающей полный комплекс экологической защиты человека, включая проектирование подземных, морских и других экзотических предприятий и поселений.

Реконструкция городской и псевдогородской культуры различных стран в ту или иную локально-поселковую форму общежития (своеобразная «виллиджизация») представляет собой одно из актуальных направлений социального проектирования. Острая потребность в изменении сложившегося положения (переход городами-конгломератами некоторых предельных границ экстенсивного роста) определяет необходимость социального эксперимента в данной области. И именно в этом отношении африканская трибалистская цивилизация представляет интерес как один из источников социодизайна, обладая уникальным опытом поселковой экологически ориентированной культуры, органично встроенной в окружающую среду.

Преимущество форсированного создания на континенте сети «экополисов» (объединенных в единую трансгеографическую систему — «эколариум», которая информационно, организационно и экономически связана с ведущими полигонами новых социально-экономических структур) состоит еще и в том, что само существование подобной космополитичной констелляции способствовало бы демифологизации образа Африки как своего рода «черной дыры» человечества. Будущее континента связывалось бы не с отходящей в прошлое промышленной цивилизацией, сбрасывающей старую кожу на страны «третьего мира», а с процессом адаптации региона к новейшим экономическим и социальным реалиям постиндустриального, а в перспективе и постинформационного (креативного) общества.

В своей основе сеть «экополисов» — это комбинация самоорганизующихся, синергетических систем, базирующихся на актуализации эндогенных источников энергии, заключенных в человеке, а не в природе. Тут принципиальное отличие новой схемы от привычных индустриально-промышленных сетей (т.е. метамеханизмов, требующих постоянного, все возрастающего притока внешней энергии). Выбор образца развития определяет в конечном счете примат социального творчества над индустриальной экспансией и наоборот.

ЭКОЛАР II. Эколого-инновационная трансформация предполагает достижение и поддержание определенного уровня глобальной безопасности. Формирование сети «экополисов» могло бы параллельно сопровождаться (второй уровень комплементарности) созданием «экоармии» (ecological army, ECOARM). Имеется в виду конверсия значительной части традиционных вооруженных сил и иного военно-технического потенциала государств не путем прямого радикального сокращения числа военнослужащих и списания значительных объемов военной техники (что в условиях нестабильных обществ может вести к ненужному обострению социальной напряженности — росту безработицы, распространению неучтенного оружия, усилению криминальных структур, вспышкам терроризма, массовым беспорядкам, гражданской войне), а за счет создания на основе избыточных военных частей смешанных систем альтернативной, в том числе гражданской, службы.

Не исключено, что с окончанием эпохи Нового времени человечество вступает в долговременный период нестабильности, характеризующийся комплексным и неперсонифицированным характером угроз глобальной безопасности. В этих условиях естественна трансформация силовых институтов, их ориентация на способность к установлению оперативного контроля над социальными и биосферными источниками нестабильности, а также интернационализация сферы их деятельности. Новые силовые структуры по своему предназначению существенно отличаются от традиционных вооруженных сил, ориентированных прежде всего на борьбу с внешним врагом, т.е. его уничтожение.

«Гуманитарная армия» (army of humanity), нацеленная на противостояние неперсонифицированным угрозам глобальной безопасности, мыслится скорее как институт по ликвидации различных чрезвычайных ситуаций (социального и стихийного генезиса), нежели как средство ведения военных действий с другими государствами.

В соответствии с этими задачами она должна содержать ряд промежуточных форм: от транснациональных антитеррористических структур и миротворческих формирований, выполняющих преимущественно полицейские функции (ориентированных не на уничтожение людей, а на осуществление эффективного контроля над ними), до гражданских частей (подготовленных к действиям в условиях чрезвычайных ситуаций стихийного и техногенного характера — «эко-армии»).

Кроме того, в мире обозначилась тенденция крупномасштабного кризиса военной промышленности. Ряд стран, находящихся на переднем рубеже информационной революции, обладают значительными военно-промышленными структурами, в процессе своей деятельности сконцентрировавшими высококвалифицированные кадры и современное оборудование. Подобные образования могли бы быть постепенно преобразованы в инновационно-индустриальные конгломераты, ориентированные на создание аппаратной части систем ликвидации чрезвычайных ситуаций и экологической защиты , медико-биологического оборудования, иной современной продукции, а также соответствующих разработок в области высоких технологий. Одновременно в рамках «зеленой конверсии» частично решалась бы проблема формирования материально-технической базы для «эко­экономики», осуществления активного мониторинга и терапии системы «человек–окружающая среда».

Возможна и прямая «экологическая конверсия» части реформируемых вооруженных сил. Так, в проведении массированных плановых и оперативных работ на суше по ликвидации последствий стихийных, антропогенных и техногенных катастроф, «поствоенной геотерапии» (разминирование и иные формы реабилитации окружающего пространства) традиционно принимают участие подразделения сухопутных войск. Контроль за состоянием прилегающих водных пространств, предотвращение и ликвидация там последствий различных форм экологических нарушений и наркотраффика может выполняться специализированным флотом, созданным на базе реформируемых частей ВМС; наблюдение за состоянием воздушной среды (погода, движение воздушных масс, уровень и тип их загрязненности, направление миграции животных, птиц, насекомых и т.д.), а также осуществление экстренной «терапии» природы и человека (аварийные, спасательные, противопожарные и другие подобные работы) — трансформируемыми частями ВВС и ПВО. Возможна организация совместными действиями систем и служб «двойного назначения» ряда стран глобального экологического мониторинга планеты. Сравнительно легко могли бы быть адаптированы к новой структуре и характеру деятельности специализированные части — десантные, инженерные, саперные, медицинские, подразделения связи, радиационной и химической защиты и др.

Кадровый состав «экоармии», как правило, не имел бы права носить оружие, а призыв в ее ряды стал бы альтернативой воинской повинности. Одновременно в «экоармии» осуществлялась бы социальная, физическая, психологическая, моральная рекреация входящих в ее состав людей на основе их причастности к позитивной деятельности. Такая активность могла быть прямо сопряжена с созданием и функционированием системы «экополисов», обеспечивая ей универсальную безопасность, с «зеленой конверсией» и т.п. В свою очередь, «экоармия» может стать составной частью глобальной системы экологической безопасности в качестве ее локальных и региональных центров. Все это, вместе взятое, способно привести к радикальному изменению образа и роли армии в Новом мире. Подобная организация должна подчиняться не министерству обороны, а структурам экологического контроля и ликвидации последствий стихийных бедствий в рамках альтернативного министерства по чрезвычайным ситуациям. Предполагается взаимодействие с аналогичными образованиями других стран в контексте транснациональной координирующей инфраструктуры под эгидой авторитетной международной организации.

Актуален вопрос о создании (либо в составе существующих международных организаций, либо в качестве самостоятельного органа) Совета экологической безопасности (ESCOL), располагающего соответствующими материальными, финансовыми, организационно-техническими, политическими и юридическими возможностями для претворения в жизнь своих решений. Данная организация могла бы использовать в духе сотрудничества элементы национальных паравоенных структур, а также предусматривать определенный механизм доступа коалиции в случае экстренной необходимости к соответствующим системам связи, возможность получения определенных сведений из банков данных и т.п. Аналогично существующим частям «голубых касок» ООН можно предусмотреть механизм создания подразделений «зеленых» или «экологических касок» (eco-green helmets), т.е. международных экологических сил быстрого развертывания (ecologically aimed rapid deployment force, ECOLAR RADEF) для оперативного реагирования в случае крупномасштабных экологических катастроф, особенно происшедших в беднейших и труднодоступных районах мира, не имеющих адекватных средств для быстрой, своевременной и полной ликвидации негативных последствий.

Структуры экологической безопасности, позволяющие оперативно провести мобилизацию сил и ресурсов планеты, сыграли бы неоценимую роль в случае крупномасштабного бедствия (наподобие падения «тунгусского тела»). Но, к сожалению, и в повседневной действительности — в условиях непрерывного роста «потенциала катастроф» — создание глобальной системы безопасности становится объективной потребностью мирового сообщества.

Экология и горизонты социальной революции

Глобальная революция. Конец второго тысячелетия стал периодом глобальной трансформации, охватившей не только политическое и идеологическое, но и социально-экономическое мироустройство. На планете формируется новая властная система координат. При этом под сомнением оказался основной корпус сценариев развития человеческого сообщества. Сейчас утопично выглядит не только коммунистический проект, но и недавние прогнозы, описывавшие будущее в виде эгалитарной «глобальной деревни». Однако слишком много признаков указывает на то, что происходящее переустройство мирового сообщества может подвести его к критической черте глобальной нестабильности, пограничной линии новой эры, идущей на
смену Нового времени.

Оценка подобных изменений в рамках прежней концептуалистики (т.е. под углом стереотипов «резкого ускорения прогресса», «развития второй, информационной, фазы НТР» и т.п.) явно неспособна адекватно оценить ни драматизм исторического перехода, ни сам масштаб происходящих перемен, выдвигая на передний план не суть происходящего, а лишь его наиболее яркие, но все же принадлежащие прошлому черты.

Сформировавшиеся к концу ХХ в. элементы новой среды качественным образом меняют условия существования человечества. Социальный организм начинает активно отторгать прежнюю форму цивилизации, которая базировалась на принципе умножения операционных отношений с окружающими объектами, сопровождаемого перманентным ростом зависимости от внешних источников энергии. Иначе говоря, человечество возвращает истории порожденные прежде органы (технические, организационные, социальные и т.п.) при одновременном утверждении и нарастающей экспансии новых, постиндустриальных структур, в гораздо меньшей степени связанных с биосферой.

Переживаемая человечеством глобальная трансформация —из­живание прежней формы социального бытия, исчерпавшей некоторое критическое число возможностей развития. Эта трансформация может стать впечатляющим прорывом за рамки материальной среды, тысячелетиями окружавшей и сковывающей возможности человека, но она же может явиться источником серьезных испытаний для человеческого рода. Глобальная революция есть окончание истории в прежнем ее понимании и переход к иным принципам организации мирового сообщества, к новым социальным горизонтам.

Новая экология. В мире идет интенсивный процесс формирования «медиакосмоса», информационно-технологической реальности, которая активно вторгается в традиционную систему взаимоотношений микро- и макрокосма в качестве их адекватного партнера. Человечество переходит к форме бытия, когда тенденция начинает доминировать над фактом, процесс над объектом, а понятие реальности индивидуализируется и становится субъективным.

Две характерные и противоречивые черты наступающей эпохи — это рост возможностей человека, раскрытие его потенциала и одновременно доминирование над ним искусственной среды обитания. Здесь видятся ростки своего рода «техногенного тоталитаризма», парадоксальным образом сочетающегося со свободой глобальных сетей виртуальной реальности. Естественная реакция общества на эту угрозу — появление «новой экологии», санирующей комплекс взаимоотношений людей с глобальным информационным театром действий, выходящим за пределы традиционных пространств истории и природы. «Новая экология» — это ответ человечества на появление сложных взаимодействий в системе «человек–окружающая среда», разворачивающихся в контексте «второй природы».

Глобальное сообщество в данном контексте может рассматриваться и как живой организм, у которого многоуровневая социальная дихотомия (от базовой ячейки общества — семьи до биполярной модели мира) есть выражение функциональной асимметрии (анало­гично морфологии и принципам работы мозга), обеспечивающей поддержание динамической целостности социосистемы. Подобный баланс (обычно определяемый как отношения «мужское–женское», «правые–левые», «либералы–консерваторы», «Восток–Запад» и т.п.) в периоды крупномасштабных социальных сдвигов может претерпевать существенные перегрузки, что приводит к своеобразной «невротизации» и даже «психотизации» социосистем: распространению локальных и региональных кризисов, других социальных турбулентностей, войн, вплоть до вероятности наступления продолжительного периода «темных веков» социальной аномии.

Социальное пространство искажается также в результате интенсивного развития привычных информационно-коммуникационных средств, включая меняющийся облик средств массовой информации, их прогрессирующую способность к созданию и введению в общественное сознание устойчивых мифологем. Возникает опасность массированных и целенаправленных изменений информационной среды обитания, откровенного манипулирования ею, создания политически и экономически ориентированных артефактов и аберраций.

«Новая экология», объединяя мониторинг и терапию природных, техногенных, социальных и информационных процессов, подразумевает активное соучастие общества в происходящей трансформации сложившихся форм отношений человека с окружающей средой. Люди уже столкнулись с реальностью крупномасштабных, долговременных и порой необратимых деформаций природы. Теперь человечество осознает непростой вызов устойчивых модификаций искусственной среды обитания (включая генезис сверхоткрытого социального пространства), возможность фундаментальных изменений биопсихологических, мировоззренческих и духовных основ существования.

ЭКОЛАР III. Распространение феномена «ползучей нестабильности», растущий экономический разрыв между Севером и Югом, существование районов антропологического бедствия — все это указывает на непрочность социальной ткани современного мира, на наличие в нем серьезного дисбаланса. Подобная дисгармония подчас приводит к тотальной обездоленности на обширных пространствах планеты и невозможности обеспечить право человека на жизнь. Возникает необходимость введения серьезных коррективов в сценарии развития цивилизации, изменения сложившихся представлений о путях и целях исторического процесса.

Под эгидой экологии формируется нечто большее, чем борьба за охрану окружающей среды. Экология из проблемы сохранения
биосферного равновесия превратилась в императив гармоничного развития цивилизации. Третий уровень комплементарности (social ecology, SOCOL) констатирует необходимость учета социального фактора в генезисе экологического кризиса, усиления попечения о состоянии и динамике антропосферы (т.е. о настоящем и будущем населения планеты), внимания к самой парадигме развития человеческого сообщества.

В 1987 г. Международная комиссия по окружающей среде и развитию (МКОСР) подготовила для ООН доклад «Наше общее будущее», в котором наряду с констатацией кризисного состояния экосферы Земли подчеркивалась необходимость нового подхода к проблеме развития, а также к положению в странах «третьего мира». «Окружающая среда, — говорилось в предисловии к докладу, — это место нашей жизни, а развитие — это наши действия по улучшению благоденствия в ней. Оба понятия неразделимы... С неравномерностью развития, бедностью и ростом народонаселения связаны многие из критических проблем выживания. Все они вызывают беспрецедентную нагрузку на земельные, водные, лесные и другие природные ресурсы планеты, прежде всего в развивающихся странах. Сжимающая спираль бедности и ухудшения качества окружающей среды характеризуется потерей огромных возможностей и ресурсов»10. Еще в начале 70-х годов Индира Ганди говорила, что бедность — это «сильнейший загрязнитель окружающей среды». Но и этнополитическая нестабильность, существование народов и государств-изгоев указывают на необходимость «экологизации» национальных, расовых и классовых отношений, на императивный характер социальной экологии.

Экология и экономика — две стороны процесса обустройства жизни, глобального домостроительства. Между ними существует органичная связь. Развитие не сводимо к экономической динамике, а последняя — к экономическому росту. Нестабильность сугубо экономической экспансии негативно отражается на состоянии экологии, искажая и ухудшая условия существования на всей планете, создавая новые крупномасштабные проблемы (например, демографическую, что приводит на практике к «геноциду нерожденных» — поощрению искусственного прерывания беременности).

Конечно же, с развитием экономики у общества появляются дополнительные возможности активного, целенаправленного воздействия на состояние среды обитания, но растет и понимание «катаст­рофического потенциала» этих возможностей. Специфика современной экологической угрозы состоит в том, что она носит преимущественно антропогенный характер и влечет глобальные последствия. Развитие индустриальной цивилизации (создание АЭС, химических производств, средств активного воздействия на природу и т.п.), с одной стороны, и разработка неядерных видов оружия массового поражения в странах «третьего мира», наряду с растущей фрустрацией жителей регионов-париев, — с другой, открывают широкие возможности для сравнительно нового социального явления — «экотерроризма» на уровне индивидов и групп или экологической агрессии на национально-государственном уровне.

Сценарии развития Севера также содержат семена катастроф, причем не только из-за нарастающего загрязнения и разрушения окружающей среды. Современная экономика все более явно проявляет склонность к абсолютизации схоластичной финансовой деятельности и совершенствованию прежде всего соответствующих технологий. Однако теоретически (а иногда и на практике) прибыльной может оказаться и фиктивная (но при этом вполне законная) и даже деструктивная деятельность. К тому же в условиях кризиса государственности происходит сокращение возможностей эффективного воздействия на возникающую «финансовую цивилизацию» со стороны традиционной сдерживающей силы — гражданского общества и национальных правительств.

В этих условиях может происходить расширенное воспроизводство не столько реальных товаров и услуг, сколько услуг в особой, «узкой» (но более чем значительной с точки зрения образующихся доходов) валютно-финансовой сфере, самофинансирование таких взаимоотношений, наращивание их колоссального потенциала, уже сейчас способного создавать крупномасштабные коллизии, своеобразные экономические артефакты. В свою очередь, развитие современных высоких и «зеленых» технологий требует интеллектуальных усилий, серьезных капиталовложений, зачастую несостоятельных с финансовой точки зрения. Все более отрываясь от производства, финансовая сфера рискует создать мир, где и экологический коллапс является всего лишь крупномасштабной абстракцией и источником прибыли.

Все это отчасти напоминает ситуацию с ядерной гонкой, породившей внутренне логичную, но объективно абсурдную систему, бессмысленную и опасную с точки зрения ее технологического совершенства, аккумулировавшую и фактически омертвившую человеческий гений, но вместе с тем являвшуюся реальным, действенным фактором международных отношений. Равным образом в мировой экономике намечается процесс перманентной «финансовой гонки», также чреватый масштабным отчуждением творческих возможностей человечества от их конструктивного использования.

Успех или поражение в этой «тихой войне» против новых неперсонифицированных угроз миру связаны не только с формальным их осознанием, но и с реальной готовностью мирового сообщества предпринять интенсивные, целенаправленные усилия для формулирования и воплощения в жизнь новой экологически и социально ориентированной стратегии развития.

В настоящее время в мире, по сути, происходит драматичное столкновение различных концепций, идеологий развития: «неконт­ролируемого развития» («невидимой руки» рынка); «структурной перестройки» (адаптации ряда сегментов мировой экономики к нуждам глобального рынка); неосоциального «устойчивого развития» (сопрягающего экономическую деятельность с решением социальных и экологических проблем) и, наконец, форсированного «сверх­развития» (выбирающего приоритетные направления и акцентирующего ресурсы человека, а не природы в качестве основного источника современной цивилизации).

В свете нарастающей критики модернизации как универсального пути человечества актуализация социальных и биосферных приоритетов напоминает об альтернативных кодах построения хозяйственной деятельности в рамках восточных культур. Так, восточная модернизация, во многом определившая феномен тихоокеанской революции, демонстрирует особенности подхода, проявляющего внимание к целенаправленной промышленной политике и социальной стабильности. Быть может, неудачи ряда стран Юга на пути догоняющего развития свидетельствуют о существовании иного, более органичного для них алгоритма построения хозяйственной деятельности, например акцентирующего поддержание экобаланса.

Комплексная стратегия мирового сообщества должна, по-видимому, умело сочетать тактические, паллиативные возможности «устойчивого развития» со стратегическими резервами «сверхраз­вития». Но главное все же — революция сознания, направленная против фетишизации материальной сферы жизни, экономистичной концепции прогресса, способного вовлечь страны и народы в бесконечную гонку за призраком всеобщего материального изобилия. Речь при этом, по-видимому, идет не просто о социальной коррекции развития, а о формировании нового мировоззрения, альтернативной идеологии эпохи Нового мира.

Основной комплекс концептов этой идеологии в области развития сводится к следующим постулатам.

Во-первых, миру необходимо принять на себя бремя самоограничения, признать новую логику взаимодействия единого человечества и отказаться от ряда иллюзий общества потребления (неоправданно стимулирующего не только гипертрофию естественных, но и форсированное развитие искусственных потребностей). Альтернатива такому усилию — повсеместное утверждение принципов экономистичной целесообразности, включая применение дискриминационных мер социального регулирования (преимущественно по отношению к жителям Юга), закрепление стереотипа второсортности мировой периферии и «маргинальных зон цивилизации», а в конечном счете — торжество экономического расизма как нормы взаимоотношений в Новом мире.

Во-вторых, необходимо подготовить и осуществить, наряду с уже происшедшими кардинальными политическими и социально-эконо­мическими изменениями, глобальный экологический проект общества XXI в., который обеспечил бы технологический прорыв, существенно меняющий взаимоотношения человека с окружающей средой, минимизирующий использование природных ресурсов и производство отходов, определяющий восстановление биосферы как интегральной части хозяйственной активности. При этом «зеленые технологии» должны разрабатываться и дорабатываться с учетом возможности их повсеместного использования, с тем чтобы высокотехнологичное производство не имело дискриминационного характера и не дополнялось наличием ареалов низких и грязных технологий, сво­дящих на нет достигнутый прогресс. На этом пути существуют серьезные преграды в виде сложившейся геоэкономической реальности, типологии разделения труда и хозяйственных связей, стремления к получению сверхприбылей за счет ограничения доступа к результатам научно-технологической революции.

В-третьих, человечество поставлено перед необходимостью изменить сложившийся во втором тысячелетии стереотип прогресса как перманентного развития прежде всего материальной культуры общества. В этот период западная цивилизация, доминировавшая на планете начиная со времен крестовых походов и географических открытий и кончая эпохой создания мирового рынка, направляла свои усилия преимущественно на осуществление территориально-эконо­мической экспансии. Тот факт, что кризис данной культуры, сосредоточенной на материальной сфере и одновременно гипертрофирующей ее финансовую парадигму, разразился именно на пороге третьего тысячелетия, имеет, по-видимому, достаточно глубокие корни.

Экономика — составная часть политики и этики (традиция, идущая от Аристотеля). Решение экономических, и соответственно экологических проблем лежит в конечном счете в области духовного поиска. Кризис мировоззрения не может не проявиться в социальном тупике и стратегической растерянности. В подобном контексте становятся понятными столь обычные для ХХ в. попытки социального творчества, поиск новых моделей жизнедеятельности человечества, стремление апробировать различные формы хозяйственной и социальной активности. Стратегия «ЭКОЛАР», объединяя сохранение и воспроизводство биосферных ресурсов (экоэкономику), интенсивную деятельность в области фундаментальной науки и высоких технологий (эврикономику) с развитием творческого потенциала человеческой личности (эго- и эндоэкономику), стремится дать свой ответ на вызов времени. Создание трансрегиональной сети автономных модулей экологически ориентированного развития позволило бы приступить к реализации нового социального алгоритма деятельности в условиях доминирования прежней системы связей.

ЭКОЛАР IV. Кризис привычной версии рыночной экономики выражается, с одной стороны, во все возрастающем применении пост­рыночных методов регулирования мирового хозяйства, императиве целенаправленного управления его развитием. С другой стороны, рыночные принципы во взаимоотношениях государств на деле реализуются далеко не в полном объеме. Подобный «волюнтаризм» заложен в самом фундаменте существующих хозяйственно-правовых норм, регулирующих повседневность мирового разделения труда. Относится это и к экологическим проблемам.

Экономика индустриально развитых стран существует как бы в кредит, не внося соответствующую плату за используемые ею колоссальные объемы биосферного потенциала. Так, согласно имеющимся предварительным подсчетам, экономическая стоимость кислорода, производимого тремя «легкими» планеты (лесами бассейна Амазонки, Центральной Африки и Северной Евразии) и безвозмездно потребляемого промышленной цивилизацией, составляет десятки миллиардов долларов ежегодно. Переход к справедливому учету подобных реалий (в частности, введение института биосферной ренты) может иметь шоковое воздействие на мировую экономику, в чем-то аналогичное нефтяному кризису 70-х годов. Четвертый уровень комплементарности (ecological order, ECOLORD) фиксирует императив нового экологического порядка (НЭЛП), кардинально меняющего характер и образ мировой экономики.

Предвидение этого нового порядка уже сейчас в чем-то влияет на экономическую логику мира. Постепенно меняются принципы организации хозяйственной деятельности, производственные циклы, распределение затрат и определение стоимости, ценообразование и т.д. По-видимому, не случайно в одной исторической точке сошлись процесс критического истощения биосферы, фундаментальный кризис развития и нарастающая экспансия индустрии «неве­щественного» производства, в значительной мере независимого от окружающей среды.

Происходят определенные изменения и в международных экономических отношениях. «Некоторые государства, — отмечается в докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию, — предложили списать часть долгов „третьего мира“ с целью способствовать сохранению под международным контролем влажных лесов Амазонки. В ряде латиноамериканских стран, включая Боливию, Коста-Рику и Эквадор, реализация подобных проектов уже началась»11. В большей степени принимается также в расчет нежелательность нарастания социальных, психологических и моральных деформаций (о чем свидетельствует, например, опыт крупномасштабной борьбы с наркобизнесом).

Однако реальность сверхэксплуатации экологических ресурсов планеты при фактическом отсутствии механизма их адекватной оценки все же существует. В результате вместо гармоничного сопряжения социальных пространств Севера и Юга вырисовывается перспектива установления резко иерархизированной, «двуслойной» реальности. В мире, где национально-государственные границы утрачивают былую актуальность, возникают новые, не менее прочные социально-экономические барьеры, разделяющие людей своеобразными чертами оседлости. Декларируемое в большинстве проектов постиндустриального общества формирование глобальной деревни на деле слишком уж похоже на строительство многоэтажной конструкции с теоретическим правом, но не обязательно с реальной возможностью свободного в ней передвижения. В итоге ряду стран и даже регионов, включая Африку, грозит превращение в социально-экономическое гетто человечества.

Возможность «сословного» расслоения цивилизации подтверждается особенностями современных пространственно-временных характеристик антропосферы. Параллельно формированию единого информационно-коммуникационного и экономического пространства на планете подспудно разворачивается прямо противоположный процесс распада связи времен. Будучи современниками (в физическом смысле), жители различных «миров» существуют в значительно разнящихся социально-экономических локусах. Простое перемещение из одной страны в другую нередко напоминает путешествие во времени. Образующийся таким образом многомерный пространственно-временной континуум, сотканный из несхожих реальностей, демонстрирует весьма причудливые конфигурации «социаль­ных континентов».

Различное качество времени выражается, в частности, в его дефиците в одних регионах планеты и переизбытке в других (в основном в районах «четвертого мира», включая Африку), что, кстати, способно превратить время в экзотический объект торговли, новый экспортный товар, принимающий самые различные материальные и нематериальные формы, в том числе тривиальные: например, создание объектов с непомерными затратами ручного труда.

Иная, нежели в западном мире, геометрия хронотопа в восточных и африканских обществах (замкнутая, скалярная) предполагает также изначально присущий им приоритет социальной стабильности над поступательным развитием. Отсюда — установка на устойчивый контроль над окружающей средой, экологизацию хозяйственной жизни. В основе восточной экономики лежит тяга к созданию скорее сбалансированной среды обитания (включая социальную), чем результативного промышленного производства. Поэтому существует объективное несовпадение промышленно ориентированных стратегий развития с социально ориентированной структурой социума. Экономике в европейском понимании этого термина принадлежит не главенствующая, а подчиненная роль в африканской культуре, она не имеет там самодовлеющего характера.

Нарастающая нестабильность может привести к повреждению вектора общей судьбы человечества. Опасность заключается в замыкании, уплощении, прямом коллапсе социального времени в ряде стран и районов, как бы выпадающих из актуальной реальности, в образовании замкнутых деструктивных пространств (своего рода карантинных зон). Их прогрессирующая изоляция, своеобразная «автаркия хронотопа», чревата стремительной архаизацией ряда сообществ, нарастанием в них хаоса, уходом в тупик циркулярного времени или провалом в пропасть инволюционного течения социальной динамики. Дисгармоничные отношения подобных районов-париев с окружающим миром могут перерасти в перманентные очаговые конфликты, сливающиеся в некую целостность, которая содержит прямую угрозу конструктивной эволюции человечества. Между тем умелое сочетание взаимодополняющих типов цивилизаций могло бы стать источником процветания для всех частей мирового сообщества.

Понимание гибельных последствий ядерной войны уже сыграло серьезную роль в трансформации международных отношений. Возможность роковых последствий крупных социальных, экономических, этнических и экологических деформаций вновь заставляет человечество искать выход из критической ситуации, обозначившейся на пороге XXI в. Идея установления НЭЛП предполагает участие всех сторон «мультиполярного мира» в определении новых принципов международного разделения труда. При этом возможны два пути утверждения грядущей эколого-экономической парадигмы: конфронтационный и конструктивный.

Как ядерная война не обладает национальной принадлежностью, так не может ее иметь и экокатастрофа. Экологические проблемы в конечном счете поражают и беднейшие, и богатые страны, заставляя осознать общую взаимозависимость, побуждая выйти за пределы национального или группового эгоизма. Паллиативное, конъюнктурное равновесие, достигнутое на несправедливой основе, жертвующее интересами одной части человечества ради другой, чревато долговременной конфронтацией Севера и Юга в XXI в., которая может роковым образом повторить изгибы «холодной войны» ХХ в. и в конце концов привести к мировому катаклизму.

Но реален и путь конструктивного сотрудничества, признающий право на достойное существование за жителями всех регионов Земли. Осуществление крупномасштабных и комплексных проектов, нацеленных на гармонизацию отношений с окружающей средой, продуктивно лишь в условиях заинтересованного взаимодействия Севера и Юга. Экологически ориентированное переустройство кризисных районов, их союз с научно-технологической революцией рождает новый глобальный контекст, в котором эколого-инновацион­ная трансформация предстает как интегральная часть совместной социальной и хозяйственной активности.

Экосистема планеты — своего рода «глобальный модуль» ЭКОЛАР — в таком случае будет представлять сочетание следующих видов позитивной деятельности: а) «невещественной» экономики постиндустриального типа; б) высокоиндустриального производства, резко уменьшающего степень техногенной нагрузки на окружающую среду; в) сбалансированной и сокращающейся ресурсно-сырьевой активности; г) высокодоходной деятельности по воспроизводству биосферы и рекреации природы.

После «Илиады» — эпохи мировых войн и долгого периода конфронтации — человечество может приоткрыть страницы «Одиссеи» — нелегкого пути возвращения к своему порушенному дому и его последующего восстановления.

***

Реализация изложенной выше экологически ориентированной стратегии развития зависит не только и не столько от форсированных усилий по ее претворению в жизнь, сколько от простого факта — есть ли у мирового сообщества действительная необходимость и желание ее осуществить. Очевидно, что воплощение стратегии «ЭКОЛАР» на Африканском континенте, т.е. социально-экономи-ческий прецедент соединения экологической, социальной и инновационной деятельности в кризисной зоне планеты, потребует совместных действий мирового сообщества, в том числе финансовых затрат. Однако сумма этих затрат предположительно была бы ниже, а позитивный эффект — выше по сравнению с традиционными вариантами решения социально-экономической ситуации в Африке (с учетом комплементарного характера стратегии, позволяющего вводить ее в действие, создавая отдельные модули целостного проекта). При этом даже частичное осуществление программы означает инициирование стабилизации положения в кризисной зоне, чреватой широким спектром негативных событий для всего мира.

Вместе с тем совместные действия мирового сообщества по претворению в жизнь стратегии глобальной социально-экологи­ческой «терапии» (своего рода профилактической миротворческой акции против неперсонифицированной, но серьезной угрозы международной безопасности) обусловлены реальной перспективой ухудшения условий жизни на планете и последующего «взрыва отчаяния».

«Архипелагная» стратегия создания трансрегиональной сети социально-экономических структур опережающего развития, включая кризисные районы, объединяла бы в единое целое различные регионы планеты, сдерживала бы отрицательные последствия «сослов­ного» геоэкономического размежевания и вероятность развития новой формы глобальной конфронтации Севера и Юга в XXI в. Данная стратегия, являясь интеллектуальной инфраструктурой, может оказаться полезной также для совершенствования методов социального проектирования. Наконец, комплементарная стратегия «ЭКОЛАР» могла бы представлять интерес не только для Африканского континента.

1 Концепция комплементарного экологически ориентированного развития кризисных районов мира была впервые изложена автором на научно-практической конференции «Использование формальных методов в социально-политических исследованиях» (ИАф. РАН, ноябрь 1988 г. См. также Народы Азии и Африки. М., 1989, № 3; Владимиров А. Использование формальных методов в социально-политических исследованиях. Научно-практическое совещание в Институте Африки АН СССР (Москва, ноябрь 1988). — Новое политическое мышление и процесс демократизации. Советская ассоциация политических наук. Ежегодник. 1990, с. 265–269). См. также: Неклесса А.И. ЭКОЛАР: комплементарная стратегия развития. — Материалы V Всесоюзной конференции африканистов. М., 1989.

2 Текст меморандума приводится по публикации в журнале «Восток». М., 1995, № 5 (с незначительными изменениями).

3 Подробнее см.: Неклесса А.И. Глобальная стратегия США и Африка. — Актуальные проблемы современной Африки. Материалы выездной сессии Научного совета АН СССР по проблемам Африки, состоявшейся в Тбилиси 2–5 июня 1987 г.. Вып. 1. М., 1988.

4 Американский капитализм в 80-е годы. Закономерности и тенденции развития экономики. М., 1986, с. 301.

5 Подробнее см.: Неклесса А.И. Неоглобализм и Африка. — Африка в стратегии империализма в 80-е годы. М., 1988.

6 Неклесса А.И. Глобальная стратегия США и Африка, с. 92–93.

7 Характерно, что в связи с тяжелыми проблемами, ожидающими Тропическую Африку в ХХI в. из-за распространенности СПИДа, поразившего прежде всего городские конгломераты континента, формируется оригинальная точка зрения на природу данного заболевания как на своеобразный «корректор» самоорганизующейся социосистемы, отторгающей чужеродную цивилизацию.

8 Наше общее будущее. Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию (МКОСР). М., 1989, с. 9.

9 Подробнее см.: Неклесса А.И. Социальная напряженность и проблемы устойчивости режимов. — Социальная напряженность и проблемы устойчивости правящих режимов африканских государств. М., 1988.

10 Наше общее будущее., с. 9.

11 Там же.